Наступила напряженная тишина. Весь мир словно замер в ожидании развязки. Затем, не произнеся ни слова, Джеймс Тодд развернулся и побрел восвояси.

Когда Джеймс вернулся на поле, Питер меланхолично ковырялся в бункере у двенадцатой лунки. Заслышав шаги, он вздрогнул и поднял голову. Поняв, что Джеймс пришел один, он нерешительно подошел к нему и спросил:

– Ну что? Тебя можно поздравить?

– Еще как! – ответил Джеймс, глубоко вздохнув. – С избавлением.

– Она тебе отказала?

– Не дал ей такой возможности. Скажи мне, дружище, случалось ли тебе послать мяч к бункеру перед седьмым грином, так чтобы он остановился на самом-самом краю и все-таки не упал?

– Не припоминаю.

– А мне как-то довелось. Бил второй удар легким айроном из прекрасного положения, хорошо так клюшку довел, вот разве что показалось чуть сильнее, чем нужно. И что же? Подхожу к бункеру и вижу мой мяч у самого края, причем на таком удобном пригорочке, что мне не составило труда отправить его на грин и закончить лунку шестым ударом. Я это к тому, что теперь, как и тогда, у меня такое чувство, будто некие невидимые высшие силы уберегли меня от страшного несчастья.

– Прекрасно тебя понимаю, – мрачно сказал Питер.

– Питер, представь себе, эта девчонка говорит, что гольф, мол, скука смертная. Дескать, глупее игры не могли выдумать. – Он сделал театральную паузу, чтобы слова возымели должный эффект, однако Питер лишь вымученно улыбнулся.

– Тебя это, кажется, ничуть не задевает, – насупился Джеймс.

– Задевает, но я не удивлен. Видишь ли, несколькими минутами раньше она сказала мне то же самое.

– Да ну?!

– Да, практически слово в слово. Я рассказывал ей, как сыграл лунку у озера двумя ударами, а она заявила, что, по ее мнению, гольф – игра для умственно отсталых детей, которые недостаточно физически развиты, чтобы строить башни из кубиков.

Питер и Джеймс поежились.

– Наверное, здесь что-то не так с наследственностью. Не было ли у нее в семье сумасшедших? – наконец произнес Джеймс.

– Пожалуй, – откликнулся Питер, – это многое объясняет.

– Повезло нам, что мы вовремя это выяснили.

– Еще как повезло!

– Больше так рисковать нельзя!

– Ни в коем случае!

– Думаю, нам нужно как следует заняться гольфом. Уж гольф-то оградит нас от беды.

– Ты прав. Мы должны играть не меньше четырех раундов в день.

– Весной, летом и осенью. А зимой благоразумнее всего будет тренироваться в каком-нибудь крытом зале.

– Да уж. Так безопаснее.

– Питер, дружище, – спохватился Джеймс, – давно хотел тебе сказать. Мне тут привезли книгу Сэнди Макбина. Тебе стоит ее почитать. Там столько всего полезного!

– Джеймс!

– Питер!

Друзья молча обменялись рукопожатием. Джеймс Тодд и Питер Уиллард вновь стали прежними.

Таким образом, – подвел итог старейшина, – мы возвращаемся к тому, с чего начали. А именно к любви, про которую, конечно, ничего определенно плохого не скажешь, и все же молодые гольфисты в этом деле должны быть крайне осмотрительны. Любовь может благотворно сказаться на игре, а может и нет. Однако если уж выясняется, что все-таки нет – то есть если девушка явно не готова понять и подбодрить любимого, когда тот долгими вечерами в мельчайших подробностях рассказывает ей о только что сыгранном раунде, демонстрируя хват, стойку и мах при помощи попавшейся под руку кочерги, – то мой вам совет: даже не думайте о такой девушке. Любовь испокон веков превозносят до небес в печати, однако есть нечто более высокое, нечто более благородное, чем любовь. Как сказал поэт [21] :

Мы передали визитную карточку и очутились в мраморной приемной. Не прошло и нескольких часов, как где-то зазвонил колокольчик, и нашему взору предстал самый настоящий мажордом. Он раздвинул роскошные портьеры и ввел нас в присутствие главного редактора. Войдя в редакторские покои, мы тут же пали ниц и, не смея подняться, приблизились к столу на четвереньках.

– Ну-с, – наконец заговорил редактор, отложив осыпанное бриллиантами перо.

– Мы только хотели узнать, – робко отвечали мы, – нельзя ли предложить вашему вниманию рассказ на историческую тему.

– Публика не желает читать рассказы на историческую тему, – поморщился он.

– Но публика еще не видела нашего рассказа, – возражали мы.

Редактор вставил сигарету в мундштук, пожалованный правящим монархом, и потянулся к золотой спичечнице, что преподнес ему в свое время знакомый миллионер, президент «Объединенной лиги водопроводчиков».

– Наш журнал печатает только первосортные рассказы с лихо закрученным сюжетом и захватывающей любовной интригой.

– Вот поэтому мы и пришли.

– Однако сейчас мне нужен рассказ о гольфе.

– Какое совпадение, наш рассказ именно о гольфе.

– Что ж, коли так, – произнес редактор, на мгновение выказывая интерес к незваным гостям, – я, пожалуй, взгляну.

Он наградил нас пощечиной и дозволил удалиться.

Мерольхасар, царь страны Оум, стоял, опершись на невысокий парапет террасы, и с грустью глядел вдаль сквозь восхитительные просторы дворцовых садов. День выдался чудесный. Ласковый ветерок приносил со стороны сада нежнейший аромат цветов, впрочем, пахни из сада удобрениями, Мерольхасар не заметил бы разницы: правитель страны Оум страдал от неразделенной любви. Всякий на его месте расстроился бы.