Джон, известный Василию своей примитивностью, примитивно и снисходительно ухмыльнулся, ожидаемо положил ноги на круглый стол, откусил и выплюнул кончик сигары и надвинул шляпу на лоб.

— При всём моём явном уважении к Джону и тайном презрении к вам, Василий, — всё так же неприятно резанул слух Василия Сруль, — председателем может быть только ваш покорный слуга. Впрочем, служить вам не намерен, увольте.

— Поясните, почему же только вы? — тонко, но зловеще, как ему и надлежит, улыбнулся дон Чарлеоне, поправляя неизменный, безукоризненно выложенный воротник белоснежной рубашки. Его до боли знакомая почти всем иссиня-чёрная, блестящая лаком безукоризненная шевелюра гармонировала со стандартными белоснежными зубами, чёрными брюками и лакированными туфлями. Сруль открыл рот, чтобы мотивировать свою точку зрения, но в это мгновение у дона Чарлеоне зазвонил мобильный телефон. Дон с непроницаемым лицом послушал и произнёс с нетерпением ожидаемую всеми фразу:

— Разумеется, в асфальт. Начинайте без меня, Виченцо, у меня важный строительный проект.

Тут же зазвонил мобильный телефон Василия. Предварительно опорожнив стакан и заев икрой, Василий профессионально распорядился:

— Ваня, покупай асфальтовый завод.

Франсуаза, в сумочке которой творился традиционный милый беспорядок, ухитрилась найти среди десятков флакончиков наимоднейший, небрежно капнула себе за ушками и обвела присутствующих наивным, почти детским взглядом, оценивая, кому бы и с кем бы изменить. Дон Чарлеоне нервно выбросил свой мобильный телефон из окна, после чего, разумеется, намотал на вилку полуметровый макарон, сдобренный помидорным соком и посыпанный сыром.

— Потому что вы же сами говорили, что я — самый хитрый из вас! — наконец-то смог ответить Сруль и поднял крючковатый палец.

— Я всё равно хитрей всех! — возразил Срулю Грыць, откусывая сала. — Васька вон знает, можете кто угодно у него спросить. А тебя, Срулька, ни в жизнь никуда не допущу.

Сруль принял услышанное сказанное за неизбежное должное, а Василий возразил:

— Не самообольщайся, Гриц. Ты так же примитивен, как Джон, только у Джона сигара большая и кольт в заднем кармане, а у тебя, кроме меня, никого нет.

Грыць невесело махнул рукой:

— Краще самому, але з салом, ніж з твоєю клятою ікрою замість сала.

— Ты, Гриц, без меня, как Франсуаза без своего Франсуа. Не советую забывать. — И довольный Василий снова обильно выпил и плотно закусил.

Франсуаза, уже решившая, с кем изменить, но ещё не выбравшая, кому, традиционно откусила от лягушачьей ножки и улыбнулась ещё тоньше, чем дон Чарлеоне:

— Измена потому и называется изменой, — соблазнительно програссировала она, — что носит непостоянный характер. А что может быть очаровательнее непостоянного характера?

Джон потянул виски, затянулся сигарой и, не целясь, от бедра выстрелил из кольта в переносицу сонной мухе, отдыхавшей на потолке.

— Терпеть не могу жуков, особенно в зале заседаний, буркнул он, явно щеголяя перед Василием своей решительной примитивностью.

— Но это же муха! — картинно всплеснула руками Франсуаза и заела неизменным сыром. — Причём сонная. — Наконец-то она поняла, кому следует изменить.

— Какая разница, как назвать раздражающий объект? — Джон равнодушно дунул в кольт и снова надвинул шляпу на глаза.

Сруль тем временем продолжил гнуть свою линию:

— Я, как самый — с чем вы не будете спорить, — жадный из вас, требую слова.

Дон Чарлеоне блеснул широкозубой улыбкой и массивным чёрным перстнем на мизинце:

— Ждём от вас разумного предложения, Сруль. Вы, разумеется, поддержите идею траттории?

И почти незаметным ловким движением снял рекордно длинную лапшу с оттопыренного уха Василия.

— А я всё равно жадней Сруля, — возразил Грыць, но никто не обратил на него внимания.

— При всём моём сдержанном уважении к дону Чарлеоне, — продолжал Сруль, — траттория не выглядит лучшим вариантом. Слишком уж это специфично. Предлагаю кошерный ресторан.

И, перекрикивая зашумевших, картаво добавил:

— Эта идея сулит нам баснословные барыши!

Василий заел из ложки, прополоскал горло из стакана и спросил саркастически:

— А кто наладит бесперебойную поставку ритуальных младенцев?

— Повякайте тут! — отозвался Джон и вытер ствол кольта рукавом Грыця. — Салун надо делать, и точка.

— Вот именно! — осклабился Грыць. — Развякался. А ну закрыл рот!

— Грыць, не переходите границу, — заметил Джон. — И вообще, ваша неконструктивность и недемократичность меня разочаровывают.

Франсуаза отпила неизменно красного вина, вздохнула и снова принялась искать, с кем бы изменить, тем временем соблазнительно улыбаясь каждому из присутствующих, кроме Сруля:

— Кафе-шантан. Более романтического заведения не сыщешь! Где ещё можно романтично отдохнуть от семейной жизни?..