Шрифт:
Однако от незамедлительных решительных действий Секретчика отвращал покуда один, по его выражению, крошечный нюансик.
Он сам осознавал, что во многом им движет тщеславие и стремление продемонстрировать всему свету собственную мощь. Секретчик размышлял об этом в ироническом аспекте, но тем не менее не мог отказаться от своего «нюансика». К тому же, генерала намерение подкрепляло сознание того, какой потрясающий эффект произведет воплощение в жизнь его намерения.
Он хотел предъявить миру хотя бы одного галобионта. Соглашаясь с тем, что это желание во многом отдает страстью к дешевым эффектам, Секретчик не мог заставить себя отказаться он него. Это не означало, что до того времени он заморозит кампанию против Безопасности. Но покуда предпочитал действовать аккуратно, не называть вещи своими именами, ограничиваясь намеками. Нужно было смутить общественный покой, подготовить, так сказать, почву для нанесения основного решающего удара.
Секретчик не знал точно, но предполагал, что враги понесли, должно быть, весьма и весьма существенные потери. Хотя доказательств у него не было, Секретчик по-прежнему доверял своему чутью. Поведение Дзержинца, опять же, подкрепляло эту уверенность. По данным Секретчика, полковник Безопасности на протяжении одной только последней недели умудрился три раза совершить путешествие на самолете. Причем, по одному и тому же маршруту. У Секретчика не вызывало сомнений, что Дзержинец имел стопроцентное официальное обоснование этих путешествий. На то он и Дзержинец.
Иногда, во время раздумий об этом человеке, Секретчик говорил себе, что будь они хорошими друзьями или хотя бы верными соратниками, вдвоем они наворотили бы таких дел, что никому не снились. Однако жизнь повернулась так, что они могли быть только врагами, практически равными друг другу по силам и возможностям. Искать кого-то, несущего ответственность за это, было неблагодарным занятием. Видимо, так уж устроена жизнь в человеческом сообществе, что по-настоящему сильные, независимые индивиды могут быть лишь соперниками, но никак не искренними друзьями. С этим приходилось мириться и даже пытаться находить в таком положении вещей свою прелесть. Секретчик с полным основанием считал, что немного людей смогут по достоинству оценить редкие дарования, которыми наделила его судьба. Одним из таких людей был именно Дзержинец. Иметь такого врага, хотя и сложнее, но гораздо увлекательнее, нежели такого друга. Тем более что, положа руку на сердце, Секретчик должен был признаться себе, что он не мог бы водить дружбу с таким человеком, как полковник. Они рождены, чтобы быть соперниками, чтобы постоянно находиться в состоянии холодной войны и чтобы доказывать друг другу, свою силу и свои возможности.
Решение, принятое Секретчиком спонтанно, не только не изменилось после долгих и серьезных размышлений, но окончательно укрепилось. Он сотрет в порошок полковника, непосредственно причастного к гибели «Антея», уничтожит всех сподвижников Дзержинца и не успокоится, пока с лица земли не исчезнет последний галобионт. Он сделает это, чего бы ему не стоило, но только после того, как в его руках окажется хотя бы одно существо, выпестованное Дзержинцем.
Алекс и Любовь встречали пламенеющий тропический рассвет. Золотистая головка девушки покоилась на плече мужчины. Им казалось, что они никогда не были так близки друг другу, как в это раннее утро, окрашенное яростными красками восходящего солнца. Любовь сжала пальцы Алекса обеими руками. Ей думалось о том, что больше всего на свете она хотела бы вечно ощущать в своих ладонях тепло и силу рук любимого. Вдруг в ней возник внезапный порыв взглянуть в лицо Алекса, словно она могла бы прочесть в нем какую-то страшную тайну. Любовь встала перед ним и, подняв голову, устремила взгляд в глаза Алекса. Его лицо, озаренное багровым рассветом, показалось девушке и прекрасным, и пугающим одновременно. Она поняла, что ему открыто очень много, гораздо больше, чем ей. А рассказал Алекс лишь ничтожную часть того, что таилось в его душе. Ей захотелось вдруг спросить его: «Кто ты?». Любовь отступила назад. Уловив тревожное движение в ее лице, Алекс ласково обнял ее:
– Что с тобой, любимая?
От звука его ласкового голоса наваждение пропало, но где-то глубоко в душе у Любови притаилось тоскливое ожидание приближающейся беды.
– Мне почему-то кажется, что это наш последний восход на острове, – проговорила Любовь.
– Почему ты так думаешь? – спросил Алекс с искренним удивлением.
Любовь пожала плечами.
– Я чувствую какой-то необъяснимый страх. Словно вот-вот должно что-то случиться.
– Значит, моя интуиция меня не обманывает, – вполголоса пробормотал Алекс.
Любовь скорее уловила шестым чувством, чем услышала его слова. Ей стало еще тревожнее.
– Ты тоже это чувствуешь? – упавшим голосом спросила она.
Алекс не стал лгать девушке. Он не видел смысла в том, чтобы утешать Любовь пустыми обещаниями, которые наверняка не исполнятся.
– Мы должны быть сильными, – сказал он, обнимая девушку, – нужно приготовиться ко всему, что с нами может произойти.
– А что с нами может произойти? – прошептала Любовь, не отрывая глаз от сосредоточенного лица Алекса.
Он покачал головой и грустно улыбнулся.
– Хотел бы я знать об этом.
– Почему ты не рассказал мне всего, о чем знаешь?
– Я ни в чем не уверен, поэтому не стал загружать тебя своими домыслами. Думаю, что скоро мы с тобой сможем узнать об всем наверняка.
– Не знаю, чего я хочу больше – узнать обо всем или продолжать жить так же, как раньше, – вздохнула Любовь.
– В неведении? В этом тоже мало хорошего для нас с тобой. Слишком много в нас вложено знаний, чтобы мы смогли, подобно диким животным, жить одним днем, не задумываясь ни о каких вопросах, кроме насущных. Я видел, что ты, так же как я, постоянно задаешься вопросами, на которые не можешь отыскать ответа.
Любовь опустила голову. Ей нечего было возразить.
– Так не могло продолжаться долго. Даже то, что нам выдалась возможность пожить какое-то время вдали от всего мира, предоставленным самим себе, уже редкое счастье. Мне кажется, это не было предусмотрено теми, кто послал нас с тобой на этот остров. Это подарок нашей с тобой судьбы. Я благодарен ей. Что бы ни случилось с нами, я всегда буду помнить об этих днях с тобой в этом месте, лучшего которого, неверное, нет на земле.
– Ты говоришь так, будто прощаешься со мной, – с болью в напряженном голосе проговорила Любовь.