Нас практически не кормили, в темной сырой клетки мы умирали. Остались не люди, остались духи тех людей, что были там, в той деревни. Сколько времени уже прошло? Как же ломается жизнь, когда ты сидишь в запрети и дышишь воздухов, который воняет сгнившей тряпкой. Наши враги периодически приходили и издевались, но парни не теряли достоинство, нет не сейчас, умирать так с гордо поднятой головой. Аллочка, я так и не исполнила свое обещание, прости…

В конечном итоге нас осталось трое: я, Кузмич и Скворцов. Скоро должно было придти время выбора жертвы, мы молчали. А о чем можно говорить?

— Ань, я давно хотел тебе кое-что сказать, — обратился ко мне Никита, когда до прихода тюремщика осталось минут пять.

— Говори, — постаралась улыбнуться я.

— Я ведь, когда тебя увидел, — он замолчал.

Я не торопила.

— Влюбился как дурак, — я распахнула глаза. Влюбился? — Да, да влюбился. Думал закончиться война, замуж тебя позову, — я молчала, шокирована столь неожиданным известием. — А когда узнал что тебе Волков нравиться, — при звуке этой фамилия я вздрогнула. — Прости. И вот можно сказать сбылась моя мечта, а и ты вдвоем, — Кузьмич хмыкнул. — Да уж не самое конечно лучшее место, но Ань, прости за дерзость, не могла бы ты меня поцеловать, — я посмотрела в его глаза, ведь я даже внимания на него не обращала, как к другу относилась, а тут, я кивнула. Не критикуйте меня, я не могла отказать, смотря в глаза, которые полны невероятной нежности ко мне, когда я сама умирала от пустоты внутри. Приблизилась к нему, я поцеловала его в щечку и обняла, он прижал меня к себе.

— Прости, я не знала, — прошептала я ему на ухо. Он улыбнулся, отпустил меня и сказал:

— Теперь и умирать, приятно будет.

— Теперь тебе надо на ней жениться, — пошутил Кузьмич.

— Я согласна, — произнесла я. Никита посмотрел на меня, грустно улыбнулся и сказал:

— Ань, не стоить себя корить, ты не виновата в том, что я влюбился, — потом с улыбкой добавил. — Вот я вернусь, и тогда ты от своих слов не отвертишься, — а я слышала, как открывается дверь в нашу личную «гробницу», шаги, бряцанье ключей, скрип двери и смотрела в лицо неожиданного воздыхателя и понимала, что исполнила его предсмертное желание.

— Выходи, — произнес тюремщик, Никита встал, отряхнулся, и веселой походкой направился на выход, когда решетка за ним закрылась, и военный прошел вперед он повернулся ко мне, взглянул в глаза, улыбнулся и, послав воздушный поцелуй прошептал:

— Все будет хорошо, — и ушел, скрылся в темноте.

«Лжец!!! Жалкий лжец! Ненавижу! Обманщик! Вернись же! Прошу…» — думала я, в яростном порыве подбежав к решетке и начав ее трясти.

Но на мои мысли ответила лишь тишина и от этого стало еще хуже.

«Ненавижу тебя! Как ты посмел! Почему все молчат?! Почему так холодно, сыро? Не могу больше, не могу. Вернись же кому сказала…»

— Ань, отойди от решетки, и хватить ее трясти он не вернется, только внимание к себе привлечешь, — раздался из угла голос Кузмича. Я повернулась в его сторону и попыталась что-то сказать, но из рта вырвался только полурык полувсхлип из так внезапно схватившего спазмом горла, не позволил произнести что-то внятное. — Успокойся и отдохни лучше, — сказал он и отвернулся к стенке.

Ночью, уснуть мне так и не удалось. Я безотрывно смотрела на решетку, опустошенная, обездушенная, с гигантской черной кровоточащей дырой вместо сердца. Раздался какой-то шум из угла, и я расслышала, как меня позвал Кузмич.

— Ань, иди сюда, — я посмотрела на него пытаясь понять, что он хочет, До мозга все доходило как в замедленной съемке. Но когда поняла, подошла к нему. — Мы должны бежать, — сказал он мне. Я подняла вопросительно бровь и непонимающе на него посмотрела. Бежать? Как? — Мы тут туннель прорыли, и не удивляйся, ты так часто уходила в себя что могла и не заметить, — да наверно. — Ползи первая, сказал он и, отодвинув камень, я увидела небольшой по диаметру проход, вот она жажда свободы. Я начала вползать туда. На локтях сдирая руки в кровь, я ползла на волю, я слышала как Кузьмич, задвинул камень назад и ползет за мной.

— Тут тупик, — сказала, упершись головой во что-то твердое.

— Это, камень, попытайся его сдвинуть, — раздалось сзади. Вложив все оставшиеся силы, я толкнула, еще раз и еще, камень хоть и нехотя, но поддавался, на пятом толчке он сдался на волю победителя и выпал. Я вылезла, оказывается, дом, где мы находились, был одноэтажным с одной стороны и двухэтажным с другой, как бы объяснить, первый этаж был наполовину скрыт в земле, поэтому и создавалось ощущение подвала, но если посмотреть с задней части, то первый этаж был виден полностью.

Вылез Кузьмич, и мы поползли подальше от лагеря врагов. Ползти пришлось метров сто, он так были уверенны в своей победе, что не удосужились поставить даже ограду. Ночь была темная, наше преимущество было в том, что следующий обход должен был пройти в обед, так что вся ночь была впереди.

Сначала мы шли медленно постоянно оглядываясь, чтобы если что спрятаться от преследователей, потом, отойдя на достаточное расстояние, побежали, установили темп и, следуя ему, пробежали достаточно далеко, потом был небольшой перерыв.