Перед домом машина захрустела гравием, а затем двигатель умолк.

Кто-то хлопнул дверцей.

– Мы здесь! – крикнул я.

Через несколько секунд появился Тони.

Он был выше и плотнее Чака, так что найденная в шкафах одежда едва на него налезла, и поэтому сейчас он выглядел комично. Джинсы оказались на два дюйма короче, чем нужно, и слишком узкими, а куртка и майка – слишком тесными. Бритая голова довершала образ сбежавшего из тюрьмы преступника.

Тони увидел, что мы улыбаемся, и рассмеялся.

– Я словно вступил в секту! Побрили головы, прячемся в горах…

– Только не пей «кул-эйд», – фыркнул Чак, кивая в сторону ванны, а затем наклонился и закрыл дверцу печки, в которой уже пылал огонь.

Люк подбежал к Тони, и тот поднял его на руки.

– Все в порядке?

Тони кивнул.

– Там полно людей. Я не хотел влипать в неприятности, и Винс просто вышел.

– Видел что-нибудь? – спросила Сьюзи. – С кем-нибудь разговаривал?

– Электричества нет, мобильники не работают. Я боялся останавливаться – слишком большой риск, – так что ни с кем не общался.

Радио ничего не ловило, и, разумеется, не было никаких мобильных или ячеистых сетей. Жилось здесь легче, чем в смертельно опасной ловушке, в которую превратился Нью-Йорк, однако мы оказались полностью отрезанными от мира.

Генератор мы оставили в квартире – он был слишком тяжелый, – поэтому электричеством нас обеспечивал только внедорожник. Чак зарядил все наши телефоны от прикуривателя, и мы могли общаться друг с другом в своего рода мини-сети, а еще телефоны служили как фонарики и руководства по выживанию.

– Так какой у нас план? – спросил Тони.

Чак посмотрел на него.

– Помоемся, выстираем одежду, посмотрим, что у нас есть, – и отдохнем. Завтра пойдем к соседям, выясним, как у них дела.

– Хорошая мысль. Вот еще что – кажется, глушитель разболтался. Возможно, из-за того, что машина впилила кормой в снег. – Тони улыбнулся. – Вот это было шоу.

– Я достану инструменты из подвала и посмотрю, в чем дело, – сказал я. В машинах я разбирался.

– Супер, – ухмыльнулся Чак. – Тогда за работу.

О пропавших трупах, об ужасах каннибализма мы не говорили. Хотелось забыть тяжелые времена, сделать вид, что ничего этого не было.

– Они вам понравятся!

Чак повел меня и Лорен к Бэйлорам. Вскоре после того, как здесь поселилась семья Чака, эти места объявили национальным заповедником, поэтому на горе стояло всего несколько хижин.

В то утро из трубы на крыше дома Бэйлоров поднимался дым. После плотного завтрака мы выстирали старую одежду и развесили ее на заднем дворе.

Бэйлоры жили неподалеку, где-то в полумиле от нас, так что мы решили пойти пешком. Сьюзи и Тони остались дома, чтобы нагреть ванну для детей. День выдался великолепный, рождественские морозы уступили место необычно теплой погоде.

В подлеске по обеим сторонам от проселка, петлявшего по горе, кишели насекомые и прочая живность, запах сырой земли примешивался к запахам горячих камней под ногами. Солнце жарило так, что я вспотел в одной майке и джинсах.

Нужно было намазать макушку кремом от загара. Она ведь никогда не видела солнца.

Чак пребывал в отличном настроении и пинал камушки, попадавшиеся по дороге. Я чувствовал себя заново родившимся. Мы с Лорен держались за руки. Увидев дом Бэйлоров, мы прошли по извилистой подъездной дорожке мимо двух машин и поднялись на крыльцо.

Чак постучал в дверь.

– Рэнди! Синди! Это я, Чарльз Мамфорд!

Нам не ответили, хотя в доме кто-то был. На заднем дворе играла музыка «кантри».

– Рэнди! Это я, Чак! – крикнул он громче.

До меня донеслись запахи готовящейся еды.

– Обойду сзади. Может, они рубят дрова на заднем дворе… Стойте здесь.

Чак спрыгнул с крыльца и исчез. Лорен сжала мою руку. Мы дошли до противоположного края крыльца, привлеченные запахом еды. Заглянув в щелку между жалюзи, я увидел большую кастрюлю – котел, над которым поднимался пар. Из кипящей воды торчали кости.

Мою ладонь пронзила боль; опустив взгляд, я увидел побелевшие костяшки пальцев – Лорен впилась в мою руку ногтями. Она смотрела на столовую, находившуюся рядом с кухней.