Войдя в арку, я поднялся по лестнице к зданию со стеклянными стенами. За ними на внутренней стене висели рисунки и картины, дань уважения «Величайшему поколению», как гласил плакат. Люди вроде моего деда, те, кто сражался на берегах Нормандии, смотрели на меня, пока я шел вверх по ступенькам.

Наверху, на все еще безупречно подстриженной лужайке, меня встретили ряды белых мраморных надгробий. У каждого стоял свежий венок с красной лентой. Безупречно ухоженные надгробия тянулись вверх по холму, среди дубов и эвкалиптов.

Герои страны, наблюдающие за позором.

Я бродил среди могильных плит, читал имена.

Затем поднялся на холм, прошел мимо могил братьев Кеннеди и остановился, чтобы осмотреться. За жуткой стеной дождя вдаль протянулся Потомак, а позади нависал Вашингтон, из сердца которого торчал кол Монумента.

Я покачал головой и пошел обратно.

Что мне делать?

Внезапно я понял, что умираю от жажды. На улицах рядом с кладбищем вода сбегала в канализационные стоки, и я встал на колени, пытаясь наполнить одну из бутылок. Кто-то прошел мимо по тротуару, стараясь держаться от меня подальше.

Как же я выгляжу, лежа на мостовой, словно зверь, в рваной, грязной одежде, с бритой головой? Я хотел закричать на этого человека, выплеснуть накопившийся гнев.

Почему он идет так медленно? Куда он направляется?

Неужели он не видит, что мир рухнул?

Пока я шел обратно к шоссе, действие адреналина закончилось, и навалилась мысль о том, какой огромный путь меня ждет. Я устал и промок до нитки. Обратно мне ни за что не дойти. Холод и усталость грызли кости и мышцы, злость отступала. Хромая, я двинулся обратно.

Пройти весь путь пешком я просто не в состоянии – не переживу.

Выйдя к шоссе, я решил остановить какую-нибудь машину. Придется рискнуть. Опустив голову, я хромал по шоссе, выставив кулак с поднятым большим пальцем. На меня накатила страшная дрожь.

Нужно как можно быстрее где-нибудь спрятаться.

Погруженный в свои мысли, я и не заметил, когда передо мной остановился пикап.

Из окна высунул голову мужчина.

– Подбросить?

Кивая, я со всех сил побежал к окну.

– Куда? – спросил один из молодых людей, сидевших впереди. Их было трое, они слушали музыку «кантри» по радио. Нормальные деревенские ребята. Я невольно отпрянул.

– Эй, приятель, у тебя все нормально?

– Ага… – промямлил я. – Разъезд номер 18, за Гейнсвиллом.

Водитель повернулся и стал объяснять что-то тем, кто сидел в салоне.

Я стоял под дождем и ждал.

– Ты один? – спросил водитель, поворачиваясь ко мне и высовывая голову из окна, чтобы оглядеть шоссе.

Я кивнул.

– Один.

Он махнул большим пальцем в сторону кузова.

– Можем тебя подбросить. Внутри места нет, лезь назад. Будешь сидеть на голом железе вместе с другими, но по крайней мере под крышей. Нормально?

Я кивнул и сказал «спасибо», решив, что выбора у меня нет. Обойдя пикап, я увидел, что кто-то уже опустил задний борт, так что я сразу запрыгнул внутрь и закрыл его. Машина стала набирать скорость.

В глубине кузова сгрудились несколько человек. Я выбрал место подальше от всех, в углу. С самого начала я решил, что ничего не буду говорить, однако долго молчать не смог.

– Как давно сюда прибыли китайцы? Когда они захватили Вашингтон?

Никто не ответил.

В темноте я видел пять лиц. Люди сидели на грязных простынях и одежде. Один из них бросил мне одеяло, и я завернулся в него, дрожа от холода и бормоча слова благодарности.

Можно ли им доверять? Впрочем, выбора не было. Промерзший и промокший, в одиночку я погибну. Эта стальная коробка фактически меня спасла.

– Сколько они уже тут? – снова спросил я, стуча зубами.

Молчание.

Я отчаялся хоть что-нибудь узнать, когда вдруг мне ответил сидевший напротив белобрысый паренек в бейсболке.

– Несколько недель.

– Что случилось?

– Кибершторм, вот что, – сказал парень с ирокезом, который сидел рядом с блондином. – А ты где был все это время?

– В Нью-Йорке.

Пауза.

– Тяжело пришлось, да?

Я кивнул – одним движением подводя итог тому ужасу.

– Где наши войска? – спросил я. – Как они допустили, что к нам вторглись?