— Давайте лучше выпьем, — предложил я и поднял стакан.

— Ну, давай.

Свой стакан Победитов до рта так и не донес. Он уронил его, и тот с грохотом полетел на пол. Я испугался, что проснуться соседи по купе, однако этого не произошло, все спали, крепко смежив веки.

Победитов тихо захрипел, пару раз дернулся и вскоре затих. Дряблые щеки бывшего агента опустились, челюсть сползла на грудь, правая рука упала вниз, а левая так и осталась прижатой к груди. Он скончался. Мое задание было выполнено, я даже не замарал рук. Можно было отправляться назад в Москву.

До моей станции оставалось всего две с половиной минуты езды. Я застегнул сумку и поднялся. Неожиданно проснулась женщина. Она легко встала, и меня поразила перемена в ее лице. Взгляд был совершенно трезвым, со стальным блеском. Не обращая на меня внимания, она сорвала с головы свой старушечий платок, швырнула его на верхнюю полку и строгим голосом сказала сыну:

— Все, пора.

— Да, Ирина Николаевна, — как-то не по-детски серьезно ответил мальчишка. Он спрыгнул с полки, бросил туда свою бойскаутскую пилотку и отработанным движением надел на голову, непонятно откуда взявшуюся, серую кепку.

Они вышли. Я немного задержался, чтобы не стоять с ними в тамбуре. В последний раз глянув на клиента, я подумал, что несмотря на предательство, он умер, как настоящий боец «Железного миллиарда».

Поезд стал притормаживать, в окнах вагона замелькали станционные фонари, и я направился к выходу. Когда я проходил мимо боковой полки, старик приоткрыл глаза и тихо, одними губами пожелал мне удачи. Я не ответил.

Станция оказалась совсем маленькой и казалась совершенно заброшенной. Я спрыгнул на платформу и увидел женщину с мальчишкой. Они быстро удалялись в сторону леса и вскоре окончательно растворились во тьме.

Вокзал оказался совсем рядом. Но похоже было, что в этом облупившемся дощатом строении не было ни только буфета, но и газетного киоска. Окна здания были чернее ночи, и я понял, почему пересадка состоялась именно здесь.

— Да, вокзал здесь не очень, — услышал я голос и обернулся. Проводник протянул мне газету «Правда». — Возьмите, свежая. — Я поблагодарил его, и он тихо добавил: — Ваш поезд подойдет вон на тот путь. Удачи.

Дожидаясь поезда, я стоял на платформе и невольно мысленно продолжал разговор с Победитовым. «Это ж сколько побоев я от своих соотечественников отвел, — звучал во мне голос бывшего агента. — Сколько задниц от паяльника спас! А как по-твоему называется, что я чужую муку на себя принял?» — «Не знаю», — мысленно произнес я. «Ну, хотя бы догадываешься?» — «Догадываюсь». — «Вот то-то и оно, — как-то очень по-молодому, заливисто рассмеялся Победитов. — Одно это и успокаивает».

Поезд подошел минута в минуту. В плацкартном вагоне, как положено, пахло грязными носками, перегаром и кислой капустой. Весь обратный путь я проспал как убитый и поздним утром вышел в Москве. Духота стояла страшная. Все окна в здании вокзала были раскрыты, и, заглушая сообщения диспетчера, откуда-то неслась бодрая девичья песня: «Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже!»