— В общих чертах, — Корневу все это уже надоело, и он решил, что пора заканчивать. — А потом я спросил у Хайди, насколько велико ее наследство, есть ли у нее родственники кроме Штрикка, и сама ли она придумала отсидеться на Александрии. Вот уже после ее ответов мне стало понятно все. Семьсот тысяч рейхсмарок и единственный родственник, подкинувший ей идею с бегством на Александрию.

— Семьсот тысяч рейхсмарок, — мрачно повторил Шрайер и вдруг неожиданно рассмеялся. — Хорошая цена за веревку для Штрикка! Тем более, что он эти деньги так и не получит.

Смеялись все. Смеялся Шрайер, уже совершенно не похожий на полицейскую ищейку. Смеялся Сергеев, отбросивший дипломатическую маску. Смеялся Корнев, смеялся радостно и счастливо. Смеялись трое молодых и крепких мужчин, радуясь тому, что человеческая жизнь их усилиями оказалась дороже и выше любых денег.

— Расскажите все сами своей невесте, — махнул рукой Шрайер. — я сейчас прикажу проводить ее в мой кабинет и вызову для вас машину, чтобы отвезти вас с ней домой.

Роман Корнев с интересом прислушивался к своим ощущениям. Подобрать этим ощущениям подходящее название у него никак не получалось, но сами они ему очень даже нравились. А что не мог назвать их правильно — оно и понятно, не приходилось ему раньше отправляться за женой. Именно за женой — все уже обговорили, решили до сентября не ждать. Вот привезет он Хайди в Тюленев, тут они и поженятся. С настоятелем Михайло–Архангельского собора отцом Николаем Корнев договорился и о крещении Хайди, и о венчании, так что оставалось только слетать на Райнланд и вернуться вдвоем.

Сама Хайди успешно поступила в университет, с осени Корневу надо будет периодически возить ее на Райнланд и обратно. Да и ладно, дело нужное. К новой жизни невеста Романа, надо отдать должное ее немецкой практичности, подготовилась основательно. Часть своих денег она перевела в рейхсталеры [30] для выгодного перемещения их в Россию, где русские банки покупали их по более высокой цене, чем безналичные рейхсмарки, часть оставила в Райхе, пока будет жить то на Райнланде, то на Александрии. Квартиру в Ариенбурге Хайди снимать прекращала, чтобы половина арендной платы не уходила за простой пустого жилья. Тем более, место в благоустроенном общежитии на период очных занятий входило в стоимость обучения. А если они с Романом будут на Райнланде вдвоем, так жить можно и на «Чеглоке».

«Чеглок», кстати, отремонтировали быстро, даже успели, пока Корнев был на Райнланде, провести испытательный полет. Романа протокол полета, подписанный представителями «Александрийских верфей» и гильдии, полностью устроил, и сам он решил испытания не повторять. И вылета ждал с двойным нетерпением — хотелось поскорее и привезти Хайди в свой дом, и вновь сесть в кабину родного уже кораблика. А то летать пассажиром уже надоело — то со Скраггенхольда на Райнланд на «Брейвике», то с Райнланда на Александрию на «Николае Угоднике», пакетботе, приписанном к русскому посольству. Можно, конечно, было подождать и отправиться на роскошном пассажирском лайнере «Тиль Линдеманн», но вот как раз ждать Корнев был совершенно не настроен. Особенно, если учесть, что ожидать отправления «Линдеманна» пришлось бы почти три недели — пассажирские рейсы между мирами Райха и России были хоть и регулярными, но особой частотой из-за сравнительно небольшого количества пассажиров похвастаться не могли.

Повинуясь желанию поскорее увидеть свой корабль, Корнев, не заходя в портовую контору, вышел на стоянку и, остановился на расстоянии, позволявшем целиком окинуть «Чеглок» взглядом. Хорош, что и говорить! Изящные скругленные обводы, благородные пропорции и при всем этом некая даже на стоянке бросающаяся в глаза устремленность вперед — меньше всего «Чеглок» был похож на обычный грузопассажирский корабль, напоминая очень большую яхту. Роман усмехнулся, вспомнив свое впечатление от впервые увиденного корабля, тогда еще безымянного, только с номером. Тогда шестой «север» показался ему неуклюжим гигантом по сравнению с «филиппком». А с чем еще Корневу было сравнивать, кроме как с истребителем, на котором отлетал почти два года? Да уж, отлетал… Отлетался, если уж говорить прямо.

Та вторая ракета, от которой он так и не смог отцепиться на орбите Муллафара, взорвалась настолько близко от его «филиппка», что взрыва поручик Корнев не увидел и не услышал. Ну или потом не помнил. Толчок сзади — и в себя Роман пришел только в госпитале спустя почти две недели. Первоначальная радость от того, что увидел на своих местах руки и ноги, прошла, когда врачи познакомили его со списком имплантов. Все кости правой руки вместе с плечевым суставом и все правые ребра были установлены искусственные. Наращенные на руку мышцы, нервы, кровеносные сосуды и что там полагается еще, как и новое правое легкое, новая печень и пара метров замененных на новые кишок имплантами не считались, проходя как «выращенные ткани и органы», однако и того, что считалось, более чем хватало для запрета на пилотирование истребителей.

Сейчас Корнев вспоминал то время спокойно и даже как-то отстраненно. Но тогда… Тогда это был конец. Именно так Корнев это воспринимал. Им овладело тупое безразличие и ко всему вокруг, и к себе самому. Госпиталь, конечно, военный, дисциплину, пусть и с некоторыми поправками на состояние пациентов, там никто не отменял, так что отлынивать от занятий по восстановлению функций руки и дыхательной гимнастики не удавалось. Вот только все предписанные упражнения Корнев выполнял исключительно для галочки — настолько лениво, что прогресса в реабилитации не было никакого. Ни врачи, ни психологи сделать ничего не могли. Неудача постигла даже обалденную красавицу–медсестричку, специально обученную возрождать у пациентов интерес к жизни весьма, как бы это помягче выразиться, специфическими методами, основанными на использовании одного из сильнейших человеческих инстинктов — полового.