— По ВЧ свистящие так четко не различишь. Интонации… (Верба)

— Главное — интонации и каких-нибудь… (Кедр)

— Два-три любимых словечка. А картинка будет отличная… (Тополь)

Они понимали друг друга, как молочные близнецы, нет — лучше, как двойники. Это была фантастика. А я еще, дурак, недоумевал, кто же среди них главный. Номером вторым после Ясеня, как я уже знал, была Верба. Старший по званию и должности в официальной структуре — Тополь. Он же, как самый опытный в боях, явно руководил первым этапом операции. Но второй этап, вне всяких сомнений, вел Кедр. И я наконец понял, что у них действительно нет начальников. Кто-то уже говорил мне об этом, Татьяна или Горбовский — не помню, я тогда не поверил, однако теперь я видел своими глазами и слышал своими собственными ушами, как, каким образом это возможно. Они были действительно совершенно особенными людьми, людьми какой-то новой касты: высшей категории причастности — так они это называли. Интересно, причастности к чему? К страшной тайне? К высшему знанию? К вечности? К иной реальности? Стоп. Это уже во мне проснулся писатель-фантаст. А Тополь ведь ясно сказал, что в службе ИКС обошлось без зеленых человечков. Не торопиться с наивными догадками. Они же обещали ничего не скрывать от меня. Просто всему свое время. Свое время… Время.

— Прошло восемь минут сорок секунд, — объявил Кедр. — Неплохо. Но надо еще быстрее.

В последние две минуты я отвлекся, перестав успевать за ходом их мыслей и увязнув в плотности произносимого гекста. Теперь возникла пауза, и я понял, что обязан включиться. Кедр заговорил нарочито медленно:

— Еще десять минут на обучение новоявленного Ясеня десятку фраз, которые ему надлежит произнести, а также инструктаж по поводу вариантов ответа. Если Разгонов не справляется, симулируем разрыв связи. Возражений нет? Приступаем.

Я не знаю, называется ли это гипнозом, но после Кедра мне было очень легко повторять предложения с интонациями и фонетикой настоящего Ясеня. Ну а на память я пока еще не жаловался, так что мы действительно были готовы через десять, ну, может, через пятнадцать минут.

Шел уже первый час ночи, и древовидные мои боялись, что господин Григорьев, зам. директора Федеральной службы безопасности России, вот-вот отправится почивать. В наши планы не входило поднимать этого важного чиновника с постели. Будучи злым спросонья, он вряд ли разобрался бы что к чему, и неадекватность первой реакции осложнила бы нам анализ его истинного впечатления от увиденного и услышанного.

В последнем пристанище Золтана (во всяком случае, Гополь считал его последним), разумеется, обнаружилась и телефонная правительственная связь, причем кто-то не поленился сделать отводку от главного завидовского кабинета и протянуть сюда именно АТС-1, то есть установить на даче один из элитных четырехзначных номеров, ранее принадлежавший кому-то из заведующих отделами ЦК, если не члену Политбюро. Но мы все-таки предпочли позвонить генералу Григорьеву по ВЧ. Во всяком случае, у Золтана именно к ВЧ-аппарату была в «автомате» подключена видеосвязь, и мы надеялись, что у Григорьева техника рaботает по той же схеме. Тополь (единственный из нас, кто был у Григорьева дома), припоминал, что телевизор у него стоит, разумеется, в спальне, работает в слипинговом режиме и подключено к этому ящику все, что только может быть подключено. Мы очень надеялись на первый внезапный эффект картинки. Все-таки моя внешность была главным козырем, а имитация голоса — запасньм.

— Слушаешь меня, товарищ генерал Ясень? — громко сказал Тополь по-заученному, когда вошел в дом, обращаясь сразу ко всем «жукам» в стенах, дверных косяках, мебельных гвоздиках и засохших гвоздиках в вазочке или где еще эта гадость была напихана. — Ребята мои сегодня собрали новую информацию, и, представляешь, полностью подтверждается наше с тобой первое предположение. Человек, проходящий в операции под именем Золтан и непосредственно связанный с новой тверской группировкой, оказался на контакте с ГБ. Думаю, надо немедленно связаться с директором ФСБ или кем-то из его замов. Разрешаешь выйти на связь?

— Да, мой генерал, — ответил я — Похоже, что это уже серьезно. Соедини-ка меня с Григорьевым. Поговорю с ним лично. Без ансамбля.

— Неужели уйдет, сволочь?! — выдала Татьяна задуманную по сценарию жутко эмоциональную реплику, причем еще и оглушительно свистящим шепотом. Она мне объяснила потом, что в усилителях прослушивающей аппаратуры такой «тембр» голоса превращается в форменные радиопомехи. Реплика относилась, разумеется, к Золтану, но в первый момент прослушивающий мог подумать, что речь идет о Григорьеве, и это было весело.

Тополь пощелкал клавишами на сложном многоцелевом пульте, передающая камера замигала красным глазком, и наконец раздались длинные гудки. Один, два, три, четыре… Я приблизил лицо к объективу камеры.

— Говорите! — распорядился властный баритон. Экран монитора слабо мерцал, что означало, как мне потом объяснили, одностороннюю видеосвязь: очевидно, высокий сановник не хотел показываться перед нами в пижаме, но меня видел. Видел!

Тополь молча кивнул: дескать, это его голос, натуральный, и на какую-то секунду мне сделалось страшно, холод пробежал по рукам и ногам: Боже, неужели я просто не смогу открыть рта? Ты должен, скотина, должен!

Я нервно облизнул губы и выпалил со всей мыслимой небрежностью:

— Геннадий Петрович? Приветик! Догадайтесь, откуда я звоню. Даю три попытки.

— Малин?! — выдохнул динамик на пульте, почти не скрывая удивления.

— Вы догадались, кто я. А я просил догадаться, откуда. Вторая попытка.

— Малин, прекратите паясничать. Взгляните на часы.

— На них-то я и смотрю. Классные такие часики на пульте управления вселенной. Ладно, не надо третьей попытки. Я звоню с того света. — Я сделал внушительную паузу. — Почти.