Мой друг кивнул в мою сторону, и мы вместе направились к выходу, но тут мой друг вздохнул:

— Инспектор, ваши поиски мисс Рейчел могут оказаться бесполезной затеей. Кроме всего прочего, «rache» — немецкое слово и переводится как «месть». Справьтесь в словаре, там, кстати, приводятся и другие значения.

Мы спустились по лестнице и вышли на улицу.

— Вам никогда прежде не доводилось видеть королевскую особу, не так ли? — спросил он.

Я кивнул.

— Ну что же, подобное зрелище требует немалого мужества, в особенности если вы к этому не подготовлены. Ну почему же вы, мой дорогой друг, весь дрожите?

— Простите. Мне потребуется несколько минут, чтобы прийти в себя.

— Может, пешая прогулка пойдет вам на пользу? — поинтересовался мой друг.

Я выразил согласие, будучи уверенным в том, что если не буду двигаться, то немедленно закричу.

— Итак, на запад, — произнес мой друг, указывая на мрачную башню дворца, и мы отправились в путь.

— Выходит, — повторил он спустя какое-то время, — вы никогда ранее не сталкивались лицом к лицу с венценосными особами Европы?

— Нет.

— Я с полной определенностью могу сказать, что еще столкнетесь, причем на этот раз — никаких трупов. И очень скоро.

— Мой дорогой друг, что наводит вас на подобную мысль?

В ответ он указал на черную карету, остановившуюся в пятидесяти ярдах от нас. Человек в пальто и высокой черной шляпе ожидал в полном молчании, распахнув дверь, на которой золотом был нарисован герб, знакомый с детства каждому жителю Альбиона.

— Бывают приглашения, на которые никто не вправе отвечать отказом, — произнес мой друг.

Он снял шляпу и передал ее лакею; мне показалось, мой друг даже улыбнулся, забираясь в тесное внутреннее пространство кареты, и с удобством расположился на кожаных подушках. Пока мы ехали во дворец, я попытался заговорить, но спутник поднес палец к губам. Затем он закрыл глаза и погрузился в размышления. Тем временем я пытался вспомнить все, что мне известно о королевских домах Германии, но, кроме очевидного факта — супруг королевы, принц Альберт, был немцем, — ничего не приходило в голову: мои познания оказались весьма скудны.

Я запустил руку в карман и достал пригоршню монет — коричневых и серебряных, почерневших и позеленевших от патины — и стал разглядывать портрет королевы, отчеканенный на каждой из них. Прилив гордого патриотизма, перемежавшегося с благоговейным страхом, накрыл меня с головой. Я пытался убедить себя в том, что военному человеку чужд страх, я помню время, когда оно так и было. На мгновение я воскресил в памяти ощущения от того, как пуля вонзилась в мое тело — хотелось верить, что то был меткий выстрел, — но сейчас моя рука затряслась, словно парализованная, монетки бряцали и звенели, и это не вызвало у меня ничего, кроме искреннего сожаления.

Супруг королевы, принц Альберт, был крупным мужчиной с редеющими волосами и пышными, похожими на рычаги усами: его облик производил впечатление личности человечной во всех своих проявлениях. Он встретил нас в коридоре, кивнул мне и моему другу, не предлагая рукопожатия и не спрашивая наших имен.

— Королева очень расстроена, — произнес он с акцентом. «Сс» в его устах звучало как «Цц» — «раццтроена». — Франц был ее любимцем. У нее много племянников, но этот так ее веселил. Найдите того, кто сделал с ним это.

— Все, что в моих силах, — ответил мой друг.

— Я читал ваши труды, — отозвался принц Альберт. — Это я сказал полицейским, чтобы обратились к вам. Надеюсь, я поступил правильно.

— Я тоже надеюсь, — согласился мой друг.

Парадная дверь отворилась, и нас проводили в комнату, которую заполняли темнота и сама королева.

Ее называли Викторией, ибо семь столетий назад она одержала над нами победу в сражении. Ее называли Глориана, ибо она была великолепной. Ее называли Королевой, ибо человеческий рот не приспособлен к тому, чтобы произнести ее подлинное имя. Она была огромной — еще больше, чем я мог себе представить. Она неподвижно сидела в темноте, уставившись на нас.