Якобсон Наталья Альбертовна
Шрифт:
– Ты принимал жалобы от крестьян, - это было главным обвинением. Он сам никогда бы до такого не снизошел.
– Да, - не мог не признать я свой, как оказалось, проступок.
– Вот и иди, помогай им сам.
– Но как?
– если мне не выделят людей и средства, то, что я могу сделать. Восстановить одну потерю урожая дело нешуточное.
– Иди, ночуй на полях и лови преступников сам, раз уж ты такой доброжелательный и хочешь всем помочь.
Я хотел предложить ему временно отменить десятину и барщину, чтобы крестьяне могли заняться снова пострадавшими полями, но подумал, что новые посевы тоже кто-то может вытоптать.
– Что я могу сделать?
– Все, что хочешь, - отец явно желал свалить все на меня, а сам вернуться к своим тайным занятиям. Его вообще раздражало то, что нужно на что-то отвлекаться. Хорошо, что он еще не отколотил меня, а заодно и невиноватого ни в чем Поля, который вполне мог попасться под горящую руку.
– Сидя всю ночь на поле и возьми с собой попа, это, по крайней мере, воодушевит крестьян. И развеет слухи. Понял?
Я кинул, но едва отец вышел за дверь, со всей силы ударил кулаком по первому попавшемуся предмету. Это оказалось зеркало в круглой латунной раме. Разбитое стекло впилось мне в руку. Мелкие осколки посыпались на пол, и, казалось, что от них исходит не звон, а злорадный женский смех.
– Проклятие, - я сжал окровавленную руку, и меня охватило отчаяние. Как же сжимать шпагу такой израненной рукой. Я не могу ночевать в опасном месте и обороняться, будучи покалеченным.
– Хочу, чтобы раны прошли, - прошептал я вслух.
– И чтобы в них не осталось стекла.
Женский смех и звон одновременно смолкли. В осколках на миг мелькнуло чье-то отражение. Я смотрел и не верил своим глазам. Мелкие окровавленные стеклышки сыпались на пол с моей руки, а раны исчезали так быстро, будто кто-то невидимый зашивал их, как порванную ткань. Мне совсем не было больно. Я не чувствовал больше боли вообще. Ну, разве это не чудо?
Моя радость была секундной. Стоило вспомнить о намеках Магнуса, и я уже не мог больше радоваться. Он ведь сказал, что я могу все, стоит мне только захотеть. Неужели он прав? Или это все ловко подстроенные фокусы, чтобы убедить меня в его правоте. Но я ведь сделал все сам. Я велел ранам зажить, и они зажили. Мое желание оказалось так сильно, что исполнилось. Или магия его исполнила.
– Ты слышал, как я ругался?
– спросил я у озадаченного лакея, прибежавшего на звон бьющегося стекла.
– Милорд,- он запнулся.
– Простите, но я не понимаю иностранных языков.
– Иностранных? Так ты слышал только что чужеземную речь?
– Все знают, как вы любите науки милорд. И как усердно вы учитесь, - пробормотал он.
Я больше не стал к нему приставать. Лучше прослыть ученым мужем, чем магом. Отцу сейчас не хватает только сына - чародея. Он собирается свергнуть короля лишь по той причине, что его приемный сын отмечен дьяволом, а сам растит первенца-колдуна. Ну и ситуация складывается.
Я смотрел на абсолютно чистую кожу на своей руке. Ни одной царапинки не осталось. Но пятнышки крови алели на белой манжете. Я присел на ступень винтовой лестнице в пустынном коридоре. Подальше от слуг, и решил еще раз проверить свой талант. Все мои мысли напряглись при взгляде на бурые пятна. Я пожелал, чтобы они исчезли, зажмурился и прошептал одними губами свое пожелание. Теперь никто уже не мог его услышать, но когда я раскрыл глаза, пятнышки начали светлеть. Через миг они исчезли совсем. Ну и чудеса. Я с довольным видом разглядывал белую манжету. Выходит, прачки и лекари мне больше не нужны. Я со всем могу справляться сам.
Возможно, мне даже Магнус не нужен. Вопреки всем его уверениям можно обойтись и без наставника. Учителя не требуются тому, кто сам может всему научиться.
Лично я всегда ратовал за самостоятельность. Зачем отнимать чье-то время, раз все равно не нуждаешься в наставлениях.
Мне даже захотелось чем-то отметить свое открытие и выпить. Хорошо бы спуститься сейчас в погреб и откупорить одну из лучших бутылок отцовского вина. У него отличный вкус и выдержка. На поля к ночи я отправлюсь уже пьяным, и мне будет все равно, с каким чертом сидеть рядом. Храбрецу нужен алкоголь. Я был в этом всегда уверен.
Было удовольствие стащить пару бутылок, при этом не встретившись с отцовскими виночерпиями. Я взял их из самой дальней ячейки, тоскливо взглянул на бочонок, который у меня не хватит сил унести с собой, и вытащил зубами пробку из горлышка. Уже ощутив тонкий букет, я мысленно похвалил отцовского винодела. Некто прошмыгнувший меж полками испортил мне все удовольствие.
Я оторопело уставился на маленькое пухлое существо, чьи ручонки потянулись к крану у бочки и подставили кружку под струю.