Шрифт:
— Замечала, Илья Валентинович, — искренне согласилась Галина.
— А так, — продолжил бригадир, — сделаешь кому подлость, а она, глядишь к тебе неприятностью вернулась. Но, главное, откуда у человека взялась это — совесть, а? Откуда, Галина? Её нет у птиц, у рыб, у таракана! А кто из тысяч видов животных умеет говорить? Почему крокодила или черепаху не затронула эволюция Дарвина?
— Не знаю, — призналась девушка.
— И какой же тогда можно сделать вывод? — бригадир близко наклонился к Галине.
— Какой? — испугалась Галина.
— Что нихрена нет никакой эволюции, — прошептал Илья Валентинович и опасливо посмотрел на открытую дверь.
Галина тоже посмотрела в дверной проход. Там никого не было.
— Я, может, пойду, Илья Валентинович, — попросила она.
— А ты шить ведь умеешь? — спросил бригадир.
— Умею, — согласилась Галина. — И машинка «Зингер» у меня есть.
Я тебе дам одну вещицу, называется хоругвь, так ты её посмотри, подшей чего, пришей там, ладно?
— Давайте, — согласилась девушка, — Ага. Слово какое смешное — хоругвь.
Бригадир достал из шкапа свёрток и отдал девушке.
— Это название от монологов пришло, значит — знамя, — сказал Илья Валентинович.
— Но ведь мы с монголами всегда воевали? — удивилась Галина.
Дома она развернула газету и обнаружила красивую тряпицу, и сразу поняла, что она из запрещённой церкви, а не из Монголии. На бардовом фоне в золотом обрамлении была золотой и цветной канителью вышивка иконы Покрова Богородицы. В верхней части хоругвь была разорвана. Снизу ткань закруглялась тремя овалами, на двух были жёлтые кисточки, на третьей кисточка была отрвана.
Галина сначала смутилась вещи, подумав, что в нашу эпоху развитого социализма старый коммунист, ударившись в религию, сошёл с ума. И даже сначала завернула хоругвь в газету. Но не устояла, снова разложила на столе и долго рассматривала эту красоту. Она подумала, что хорошо было бы, если весь наш мир был также выткан из золота и сверкающих камней. Девушка представила и свою серую избу, словно выкрашенную блестящими красками. С потолка свисала уже не лампочка, а целый кружевной фонарь. Галина даже услышала как будто из часов, стоящих на полке рядом с фотографией Ленина женское неспешное пение и подумала, что такой красивый мир не смог бы сам произойти, что никакой естественный отбор не смог бы создать эти краски, потому как у каждого творения должен быть свой творец, и у такого мира должен быть тоже. Потому, что у каждой вещи, у каждого события, у всего, что мы видим должна быть причина. И у злого Гитлера была причина напасть на нас, чтобы поработить, так и у нас появилась причина идти с ним воевать. Так и у Доброго Творца была бы причина создать такой прекрасный мир — сделать счастливыми в нём живущих. А может быть наш мир уже таким был? Ведь раз у мира был Творец, то Он не мог создать его несправедливым, где одни классы угнетают других. Значит, вывела Галина, мир по какой-то причине изменился в худшую сторону, что противоречило идеи эволюции. Значит прав был Илья Валентинович? И, таким образом, коммунизм как новая формация не достижим? Так за думами Галина принесла из чулана швейную машинку, уже ближе к поуночи подшила хоругвь и сделала из ниток кисточку. И оставила разложенной на столе на всю ночь.
На следующий день она на работу не опоздала. Хоругвь, завернув в газету, взяла с собой. В раздевалке её встретила подруга и сказала, что бригадир не пришёл на работу. А уже к концу смены поползли слухи, что Илью Валентиновича «забрали», якобы за его письма к самому Сталину открыть в посёлке православный храм.
Галина возвращалась с работы и всё думала о бригадире токарей, жалела его, верила, что такого хорошего человека арестовали по ошибке. Конечно по ошибке, разберутся и отпустят. У нас в стране ведь самая справедливая власть, верила девушка, самая передовая партия в мире. Она простит старого заслуженного большевика, который стал заблуждаться силу своего возраста. Но не на следующий день, не через месяц он так и не появился.
Галина уже перестала носить свёрток на работу и одним воскресном утром решила отнести его бригадиру домой. Но, подошедши к дому, увидела, как с повозки разгружают мешки уже новые жильцы. Тогда она, постоянно оборачиваясь, как бы никто не заметил, подошла к дому, где как говорили собирались верующие, открыла дверь в сени, положила свёрток на пол и убежала.
Как-то к её станку подошёл председатель местной ячейки «Союза воинственных безбожников» сухонький паренёк Потов, работавший в другом цехе и сказал Галине:
— Привет! Что-то давно ты, Галя, к нам не заходишь.
Галина, не отвлекаясь от работы, не зная чего ответить, пожала плечами.
— Да, не радостное время для нас настало, — поведал председатель. — Денег больше не выделяют, как война началась. Поговаривают, что церкви хотят восстанавливать. Безобразие какое! Сталин наверно не знает. А если бы Ленин был жив…
— Не мешал бы, — резко оборвала Галина.
— Что-то случилось у тебя Галя? Может, горе какое? Отец с фронта пишет? — спросил Потов.
— Пишет, — ответила Галина, — и добавила шёпотом. — Слава Богу.
— Представляешь, последний номер «Безбожника» вышел в июле, прямо с началом войны, уже осень, а нового журнала нет, — поведал Потов.
Галина пожала плечами.
— Некогда мне, Потов, с тобой болтать, план нужно выполнять, — сказала.
— А мы, кстати, подготовили новые доказательства, что Бога нет, — всё приставал Потов. — Существование Бога как не может быть доказано логически, так Его нельзя определить физическими приборами. Здорово?