— Единственное, что мы можем сделать сразу, это объявить, что заведено уголовное дело против неизвестных пока лиц, потому что в данный момент мы еще не знаем, где именно в систему вычислительного центра ввели вирус.

— Как и то, какие у преступников были на то причины и какие цели они преследовали, добавил Паркер, тоже обойдя вокруг стола. — Шесть-шесть-шесть. Я встречался в Берлине с деканом теологического факультета Университета имени Гумбольдта и спросил у него о значении и смысле этого числа. Он снова сел и разгладил ладонью страницы раскрытой Библии. — Вот что он мне объяснил: Ветхий и Новый заветы были написаны изначально на древнееврейском и греческом языках. На этих языках числа изображаются не цифрами, а отдельными буквами алфавита. Если поступить наоборот и сложить буквенное значение какой-то мысли в виде суммы чисел, равноценных отдельным буквам, и предположить, что в сумме оно составляет шестьсот шестьдесят шесть, то в этом числе обнаружится имя «император Нерон», объяснил мне декан. И до известной степени соответствует истине, что некоторые черты первого и второго зверей напоминают времена преследований, которым при Нероне подвергалась христианская община Рима. Однако, — продолжал криминальоберрат, — эти буквенные числа, или слова-числа, — ибо и буквы обладают в обоих языках мистическими и символическими значениями — предпочтительнее рассматривать как указание или даже предсказание невероятных страхов и ужасов конца света, сказал мне декан. И действительно, число шестьсот шестьдесят шесть в интерпретации Откровения в религиозном смысле соответствует образу врага рода людского, а говоря более общо, воплощает человеконенавистничество, все опасное и вредоносное, одним словом — это апокалипсис, всеобщая погибель.

После этих слов в комнате надолго воцарилась тишина.

Потом Ратоф спросил:

— По какой причине человек, запустивший в программу вирус, озаботился еще и тем, чтобы перед своим исчезновением оставить нам этот след, это послание-предупреждение? Или угрозу! Указание на то, что, возможно, произойдет в самое близкое время?

— Нам сие неизвестно, — сказал Паркер. — Мы ничего не знаем о том человеке — или тех людях, — который или которые это преступление совершили. Мы ничего не знаем о его побудительных мотивах, при том условии, конечно, что мы имеем дело не с душевнобольными. Потому что и это не исключено. Чтобы оставить это число, которое символизирует конец всего сущего, у преступника могло быть много причин. Возможно, мы имеем дело с религиозным фанатиком. Или с человеком, который ненавидит глобализацию, повсеместно единолично властвующий капитализм…

Ниманд проговорил:

— Или человек, полагающий, что из-за нас гибнет весь мир, или провидец, пророк, который хочет предупредить, встряхнуть нас и заставить опомниться, или бедняк, который ненавидит богачей, потому что они в ответе за бесчисленные несчастья…

И даже Ратоф встрепенулся:

— Или кто-то из третьего мира, который мстит за все происходящие там ужасы, а ведь, честное слово, там ужас что творится…

— Не исключено, это террорист, который в ближайшее время даст нам знать, что он от нас требует за то, чтобы не последовало следующего удара… — сказал Ниманд, потирая холодные, как всегда, руки.

— Есть еще множество иных причин, черт знает чем руководствовался преступник. Мы не знаем, что заставило его пойти на это. Мы не знаем, нанесет ли он очередной удар, а если да, то где и когда. Мы в ужасном положении, все мы, сидящие сейчас здесь, — и, боюсь, огромное количество людей во всем мире.

«С чего это вдруг он принял вид разуверившегося во всем старика? — подумал Филипп. — Он словно воплощает сейчас тоску и отчаяние. Но отчаялся он не от того, что только что сказал нам, нет, этого человека, только еще моложавого, загорелого и уверенного в себе, терзает иная, совершенно иная забота, в этом я уверен».

Паркер поймал на себе взгляд Филиппа и в несколько мгновений вновь вернулся в образ всецело увлеченного своей работой криминальоберрата, его голос вновь обрел силу и звучность.

— Именно потому, что мы живем в такое время, когда многие люди опасаются вселенской катастрофы, глобального коллапса промышленности, именно поэтому чрезвычайно важно не допускать никакой паники, нельзя оповещать всех о том, что господин Сорель обнаружил на диске. Вот почему никто из нас не станет говорить ни слова об оставленном нам угрожающем послании. Нельзя — ни в коем случае! — чтобы это стало известно средствам массовой информации.

Остальные согласно кивнули.

— Это относится и к экспертам из «Дельфи», господин доктор Ратоф, и к специалистам из спецгруппы, за которых я отвечаю.

— Я готов за своих людей дать руку на отсечение, нет, правда, честно, — сказал косоротый.

— Тогда поехали! — и Паркер направился к двери.

— Господин Сорель!

Около восьми вечера улыбающийся Вили Руоф, главный портье отеля «Кемпински», с распростертыми объятиями шел по вестибюлю навстречу Филиппу. Он был высокого роста и крепкого телосложения, в классическом костюме представителей его профессии: в черном сюртуке до колен, на лацкане значок — две золотые маски, — в черных штреземановских брюках в серую полоску, серой жилетке и сером галстуке к белой рубашке.

Филипп крепко пожал руку Руофу, который был родом из Баварии, но уже несколько десятилетий жил в Берлине.

— Я оставил для вас ваш люкс четыреста двадцать-тридцать. Позвольте сопроводить вас, — Руоф прошел рядом с Сорелем к лифту. Поднялись на четвертый этаж.

— Я видел вашу пресс-конференцию по телевизору, — сказал Руоф, открывая дверь номера и пропуская Филиппа вперед. Верхний свет был включен. — Не всю, отдельные части, смотрел, когда было свободное время и меня не тормошили. Сколько журналистов, сколько телевизионщиков! Конечно, после этой катастрофы в Шпандау! А о преступнике ничего не известно! Когда вы объяснили, что к чему, мне просто плохо стало. Выходит, преступник может сидеть в Австралии, в Канаде или у нас в Потсдаме — и мы никогда об этом не узнаем.

Носильщик принес чемоданы Филиппа, получил чаевые и, бормоча слова благодарности, исчез.

— Жутковато, — сказал Руоф. — Криминальоберрат Паркер сказал, что нет ни малейших данных о том, зачем преступник это сделал, — он покачал головой. — Куда катится этот мир, господин Сорель, куда?

— Да, — согласился Филипп. — Куда?!

Засигналил пейджер Руофа. Он бросил взгляд на дисплей.

— Извините, меня требуют к стойке администрации. Желаю вам приятного времяпрепровождения!