Как они говорят! Он знал о безработице, знал, что за последние годы, прожитые им впустую, она выросла, как грозовая туча, и теперь заняла все небо.

– Когда обоснуетесь здесь, вы сможете сами пойти в центр трудоустройства. Конечно, вам придется быть откровенным относительно вашего…

Она стала подыскивать слово, предпочтительно смягченное, из профессиональной лексики.

– Прошлого, – твердо перебил ее Виктор.

Джуди словно бы не слышала, хотя ее щеки заметно порозовели.

– Кроме того, – продолжила она, – вам потребуется время, чтобы здесь освоиться. Многое покажется странным – я имею в виду внешне. Но мы об этом уже говорили.

Меньше, чем ожидал Виктор. Другие заключенные перед окончанием срока постепенно приспосабливались к внешнему миру, их выводили на день, отпускали на выходные. Ничего подобного с ним не происходило, и он задавался вопросом, не появились ли новые правила в процедуре освобождения долгосрочников. Газеты попадали в тюрьму ежедневно, их не запрещалось читать, но это были не серьезныегазеты, не «солидные», они давали заголовки и фотографии вместо информации. К примеру, после того разговора с начальником тюрьмы в начале срока не было никаких вестей о том полицейском.

Потом, за полгода до освобождения, началась его «программа реабилитации». Виктора предупредили о ней заранее, но она свелась к тому, что Джуди Брэтнер или ее коллега, человек по имени Том Уэлч, приходили поговорить с ним полчаса раз в две недели. Это были волонтеры Службы испытания и воспитательно-исправительного воздействия или чего-то вроде этого. Во всяком случае, они подчеркнуто отказывались называть себя посетителями тюрьмы. Кем они были на самом деле, Виктор так и не выяснил. Джуди и Том были добры к нему и старались помочь, но обращались с ним, будто с тупым, неграмотным мальчишкой. Ему было все равно, потому что он не хотел этого знать. Если они сделают то, что обещали, найдут ему жилье, объяснят, как выхлопотать пособие Министерства здравоохранения и социального обеспечения, то больше ему от них ничего не будет нужно. А сейчас он хотел одного: чтобы Джуди ушла.

– О, чуть не забыла, – сказал она. – Нужно показать вам, где находится ванная.

Ванная находилась в конце коридора, за углом, туда вели вниз шесть ступенек. Маленькая холодная комната была окрашена в зеленый цвет.

– Видите, здесь все, что вам может понадобиться.

Джуди стала объяснять Виктору, как включить обогреватель комнаты: для этого требовались двадцатипенсовые монеты, а нагреватель воды работал от пятидесятипенсовых. Виктор никогда не видел монет по двадцать пенсов. Они были новыми. Ему смутно помнилось, что теперь были еще и фунтовые монеты. Они прошли обратно по коридору. На уровне пояса вдоль стены шла деревянная рейка – насколько Виктор помнил, чтобы спинки стульев не царапали стену. Прямо над ней кто-то написал карандашом на штукатурке: « Дерьмо попало в вентилятор».

– Теперь, Виктор, я оставлю вам этот номер, чтобы вы при необходимости смогли с нами связаться. Хотя, знаете, на всякий случай вот вам два номера. Мы не хотим, чтобы вы чувствовали себя одиноко. Знайте, что есть люди, которые искренне заботятся о вас. Ладно?

Виктор кивнул.

– Само собой разумеется, я или Том заглянем сюда через пару дней посмотреть, как у вас дела. Я вам говорила, что телефон-автомат находится на первом этаже за лестницей? Чтобы звонить, вам понадобятся монеты по пять и по десять пенсов. Сейчас у вас есть деньги, так ведь, пока не придет пособие? Боюсь, миссис Гриффитс, владелица этого дома, знает.Мы не могли ей не сказать.

Лицо Джуди мучительно скривилось. Ее работа состояла в перечислении суровых, неприятных истин: нет работы, нет безопасности, комфорта, покоя, будущего, и это начинало отражаться на ее беспокойном, истощенном лице.

– Понимаете, мы обязаны предоставлять им полную информацию, иначе они все выяснят сами. Собственно говоря, мы уже давно имеем дело с миссис Гриффитс.

Что это значит? Что половина жильцов тоже бывшие заключенные? Бывшие преступники?

– Но она здесь не живет, – продолжила Джуди с таким видом, будто сообщала хорошую весть после плохих. Она словно бы перебирала фразы, решая, что сказать напоследок. – Это хороший район, спокойный. Улица тихая, не автострада. Можно вступить в какое-нибудь общество, завести друзей. Поступить на вечерние курсы.

Виктор смотрел через перила, как она спускается по лестнице, пока наконец не закрылась парадная дверь. Подумал, не один ли находится в доме. Его окружала тишина. Через пару секунд ее прервал звук заводимого мотора – Джуди наконец уехала. За этим он уловил урчание дизельного грузовика, вскрик женщины и звонкий смех. Виктор вернулся в свою комнату и закрыл дверь. Джуди или кто-то еще положил на полку рядом с сушилкой буханку хлеба, упаковку маргарина, пастеризованное молоко, мясной фарш, банку консервированных бобов, чай в пакетиках, растворимый кофе и гранулированный сахар. Основные продукты питания английского рабочего класса, каким его видят социальные работники.

Знакомясь с жильем, Виктор осмотрел раковину, краны, маленький цилиндрический водонагреватель. Между раковиной и окном висел треугольный шкаф – просто дверца на подвешенном в углу металлическом каркасе. Там висела какая-то одежда, и, присмотревшись, он понял, что она принадлежала ему в далекие времена до ареста. Все его вещи тогда перешли на хранение к родителям. Теперь они были мертвы: отец ушел первым, мать – всего полгода спустя. Виктору сказали, что его могут временно освободить, чтобы он съездил на похороны, но он отказался. Там он чувствовал бы себя слишком неловко.