Так прошел на кухню. Он взял с полки тяжелый стакан, поднес его к дозатору для льда. Щелкнули три кубика. Бутылка скотча, почти опустевшая за прошедшую неделю, стояла на столе, и глотнуть немного виски со льдом было как нельзя кстати.

Он одним глотком выпил пол стакана, его обожгло внутри, и он сильно выдохнул. Лучше уж так, сразу, чем ждать, пока виски будет просачиваться внутрь, к желудку.

– Хочешь выпить? – спросил он.

Кэсси покачала головой:

– Нет. Спасибо.

Они смотрели друг на друга с разных сторон комнаты.

– Ну? – прервал наконец Так повисшую тишину.

– Я приехала сказать тебе… – Она замялась. Как же трудно произнести эти простые три слова! Риз точно знала толк в любовных делах. – Сказать тебе, что я тебя люблю.

Так едва не подавился следующим глотком скотча. Как ждал он этих слов неделю назад! Но спокойный голос Кэсси вызывал удивление.

– Ты любишь меня? В постели?

– Дело не в этом. – Кэсси сделала еще несколько шагов. – Я не об этом думаю. Что было – то было… и это тоже. Но Риз сказала…

Так хохотнул:

– А, Риз! Вся из себя влюбленная и хочет, чтобы другие на нее походили.

Кэсси нахмурилась:

– Нет. Все совсем по-другому.

– Ну и как же тогда?

Я не могу сосредоточиться. Потеряла интерес к работе…

Так пожал плечами:

– Значит, дело в твоей работе? Мысли обо мне отвлекают от важных дел? И поэтому нам надо снова разогреть твое либидо. – Что ж, лады. – Он хлопнул стакан на стол и начал расстегивать брючный ремень. – Приступим. Нельзя же допустить, чтобы твоя сексуальная озабоченность помешала важным космическим исследованиям.

Кэсси отпрянула, сраженная его предложением: Нет. Я пытаюсь сказать тебе… – Так начал стягивать через голову рубашку. – Я не об этом думаю.

Его пальцы держали замок молнии. На языке повисла очередная громкая тирада. Кэсси быстрыми шагами пересекла разделяющее их пространство и положила ладонь на его руку, чтобы она больше не расстегивала молнию:

– Пожалуйста. Я стараюсь опираться на логику, со всем разобраться, а ты мне не помогаешь.

Така удивили блестки отчаяния в ее серо-голубых глазах. Это не походило на то, что он привык в них видеть. Может, она говорит правду? Пусть и столь неуклюже? Дарит ему надежду?

– Меня не волнует, что там у тебя в голове. – Он дотронулся указательным пальцем до ее лба. – Не дам и цента за всю эту логику. – Ему хотелось узнать, что она чувствует. – Меня волнует лишь то, что в твоем сердце. – Он ткнул тем же пальцем ей в грудь.

От этого отнюдь не грубого толчка у нее едва не подкосились ноги. Появились знакомые ощущения. Уязвимость. Неадекватность эмоций. Но она чувствовала и нечто новое. Комок в горле. С первой вытекшей слезой она промолвила:

– Не знаю… – У нее засвербело в носу, что-то словно сжало изнутри горло. – Не знаю, в чем суть дела. – Из ее груди вырвался всхлип, слезы потекли сильнее. – Я никогда ничего подобного не чувствовала и поэтому не знаю, как все происходит.

За первым всхлипом последовали еще два, сжимая ее грудную клетку, она силилась вздохнуть и что-то сказать, но впервые в жизни не могла выполнить два этих простых действия одновременно. Ее лицо сморщилось, слова прерывались всхлипываниями. От интеллектуального облика ничего не осталось.

– Мрак. Рушится весь мир вокруг, теряет смысл все, что я знаю…

Она остановилась, рыдания не давали ни говорить, ни дышать, но она старалась хоть немного взять себя в руки – чтобы если не стройные фразы, то некая смесь слов выразила то, что ей нужно ему сказать:

– …И это… чертовски… никак не выходит из меня, и это что-то такое, с чем… я не могу справиться… А ты знаешь, как мне важно со всем справляться. Я чувствую, что… с… с… схожу с ума. – Она зашлась рыданиями. И я не могу так больше…

Она на секунду замолчала, эмоции захлестывали ее.

– Сейчас я п… п… плачу, а я никогда не плакала. Я старалась, чтобы мой разум управлял моим сердцем… как бывало всегда… но сейчас сердце больше меня не слушается. Хочет, чего оно хочет, и больше ничего-ничего. А только тебя.

Кэсси уткнулась ему в грудь и разразилась слезами. Она сказала это. Сказала о том, что чувствует. Она не знала, имеет ли это какой-то смысл, – черт, непонятно, как и почему ее проклятое сердце требовало все сказать, – но это было произнесено.