Миша улыбается, хочет что-то мне ответить, но мешает, видно, небольшая деталь — мы не одни. И он решает подождать и осмотреться.

— Так вы уже действительно сделали заказ? — спрашивает он Таню.

— Да, но мы сейчас официантку позовем.

— Миша, — вмешиваюсь я, — ты что, мне не веришь? И это друг называется.

— Несерьезный человек, — бросает он Тане, как старому приятелю, и сдвигается в кресле так, что мне начинает казаться, что это я к ним подошел, а не он к нам.

— Ты почему один, а где Валя? — интересуюсь я.

— Она тебя сегодня что-то искала, — нагло врет Мишка, — видимо, хотела пригласить куда-нибудь.

— Миша, ты извини, но повода для ревности я тебе не давал.

— Странный ты человек, Иванов. Какая может быть ревность, если она моя родственница.

— Стал бы я ночи напролет с родственницей на подоконнике сидеть, как ты.

— Ну, не ночь, а, скажем, полчаса, — быстро ориентируется Мишка. — Она мне про тебя говорила. Кому, как не двоюродному братцу доверять душевные тайны.

— Ты не крути. Только вчера Валя мне сказала по секрету, что вы заявление подаете. Ты что, решил жениться на кузине? Редкий случай в наше время. Одобряю.

— Это она тебя поддразнивала, — он хитро смотрит на меня и выжидает. — Ты ей, конечно, больше нужен, чем я. Если хочешь, я даже тебе завидую.

Таня смотрит на нас обоих.

— Научил на свою голову, — бормочу я. Мне остается клонить только в сторону их еще более плотных отношений, но я вовремя останавливаюсь. Мишка прекрасно понимает момент, он смотрит на Таню и доверительно кладет свою руку на ее, как подвыпивший маэстро.

— Вы не волнуйтесь. Никакой Вали, конечно, не существует.

Я смотрю на его губы и к своему удовольствию отмечаю, что все, что я слышал, было действительно сказано. До чего же я люблю серьезных людей. Таня смеется, Болотов мне весело подмигивает.

Официантка приносит заказ. Я нахваливаю Мишку как большого знатока бифштекса. Он отвечает мне тем же, подчеркивая мои побочные достоинства и выдавая их за основные. На этом дружеская пикировка заканчивается, и мы начинаем есть, не разгибаясь, как будто над головой пролетают снаряды. Оркестр исполняет: «Все прошло, все умчалося…», но и это нас не останавливает. Наконец, Мишка поднимает голову.

— Когда говорит желудок — музы молчат, — изрекает он. Затем энергично вытирает руки салфеткой. Пожалуй, слишком энергично. У меня начинает закрадываться подозрение, что, пока он ел, его мысли крутились не только вокруг бифштекса. Мы извиняемся перед Таней и идем курить в фойе.

— Это и есть племянница твоей хозяйки? — спрашивает он, когда мы выходим.

— Нет, то была другая женщина. Это моя невеста, и мы собираемся подать заявление, — говорю я так, как будто проделываю подобные вещи каждый день.

Мишка смотрит в угол. Из носа и рта у него валит дым, как у сказочного змея.

— Вернее, уже подали, — добавляю я, чтобы исчерпать вопрос.

— Быстро ты, однако.

— Жизнь не ждет, обстоятельства, — напускаю я туману.

Наконец он оживляется и начинает трясти мне руку. Я благодарю за поздравление.

— Это дело ведь как-то надо отметить, — замечает он.

— Все будет, как положено, — уверяю я. Он, вроде, успокаивается.

Мы пробираемся мимо танцующих. Мишка вдруг отрывается от меня и с ходу приглашает Таню танцевать. Мне ничего не остается делать, как сидеть и ждать. Они о чем-то оживленно беседуют. Я подзываю официантку и расплачиваюсь. На душе скверно. Нельзя было допускать их общения. Она ведь не знает, что уже почти что замужем.

Музыка кончилась.

Болотов по инерции садится, наклонившись корпусом к Тане. Я встаю и усаживаю его прямо.

— Ну, Миша, мы пошли. Сиди, отдыхай, нам надо еще позаниматься наукой.

— Давайте еще потанцуем, — Болотов все время смотрит на Таню и не смотрит на меня. Это начинает меня злить.

— Вы извините, но мне пора идти. Саша меня проводит. До свидания. — Татьяна подает Мише руку.

Мы идем по мокрому тротуару и молчим. Окна домов освещены изнутри голубым светом. Чем занимались люди, когда не было телевизоров, — уму непостижимо. Уличные фонари почему-то разные по цвету. Те, что отличаются, нервно вздрагивают. Все, как у людей. По противоположной стороне улицы, наклонившись на одну сторону, застенчиво прошел троллейбус. Мимо проносится трамвай. Он идет в нашу сторону, но спешить не хочется.