Прошли еще несколько километров, когда над головой послышался непонятный шум.

— Это еще что? — тщетно старался вникнуть в смысл незнакомых звуков Тимофей. Задрав голову, он всмотрелся в небо, закрытое куполом хвои, тяжелым, но подвижным на ветру.

— Вертолет, — ответил Володя.

И в самом деле, через несколько секунд они увидели его. Высоко вверху, тарахтя, как трактор, вертолет перетаскивал по воздуху часть буровой вышки.

Вот оно что. Еще два года назад геологи «откупили» у лесхоза несколько участков, по счастливому совпадению, для промысла самых хилых, нищих и потому отданных без долгих разговоров и раздумий. Тем более, начальство знало, что все равно геологи на своем настоят и участки эти отберут. И теперь вот они, должно быть, обосновываются на новом месте. Вот отчего бегут звери. Где много шума и незнакомых запахов, где много людей — таежному зверю, известное дело, житья нет.

— Лыжня, — показал Володя вперед.

Тимофей глянул и сразу увидел ее — издали тонкую, резкую нитку, едва заметно раздваивающуюся. Сейчас они не пересекали ничей охотничий участок. Пройти здесь мог только один человек. Приблизились, ускоряя от нетерпения шаг.

— Однако, вокруг нас петляет… Как загон ведет… Ну и мудрец…

— Кто?

— Инспектор. Его след. Не сидится, не лежится, как там дальше-то. Ищет на свою душу приключений. Найдет. Ох… Найдет…

— Ну и что? — Володя улыбаться перестал, но, похоже, не сильно встревожился, видя, что не тревожится сам Тимофей.

— А ничего. Не боишься? Как, а?

— Ха! — снова заулыбался, показывая особенно белые среди черной бороды зубы.

— И не по следу идет. Кажись, знает, куда топчем. Однако, нам эти геологи здорово помогают. Спасибо, как говорится, им, спасибочко. Инспектор-то тоже что-то почуял. Не знаю, видел ли вертолет, но к ним свернул. Теперь обогнать бы его да оторваться подальше, чтоб не добежал. Как, а?

Тимофей испытующе посмотрел на Володю, выдержит ли долго тот без передыху, сможет ли идти так, как надо идти сейчас, когда инспектор в сторону свернул? И сам себя успокоил — за те полдня, что они уже шли, усталости на лице спутника не появилось, борода не торчит в сторону от искривленного одышкой рта, не вздымается под полушубком волнами грудь. Дойдет. Видно, и правда старухино зелье ее колдовства стоит.

— Ночевать в тайге будем. На зимовье не пойдем. Так-то он за нами не угонится.

— Ну и отлично, — не задумываясь согласился Володя, легко согласился, потому что не знал, наверное, что такое ночевать зимой в тайге.

Скрипнул, почти взвизгнул снег под одной лыжей Тимофея, сразу же повторился звук под второй. Если раньше охотники шли ровно, не слишком торопясь, опасались за дыхание, то сейчас с места побежали.

Шаг, еще шаг… Лыжи, как ни широки, а проваливаются, вбок, под сугроб норовят соскользнуть, засыпаются. И уже чувствуется усталость. Второй день в дороге. Идти бы ровно — ничего, можно было бы. А эта гонка, спешка отнимает силы. И быть бы снегу поплотнее, поукатаннее оттепелями, они ведь что асфальтовый каток, путь легче бы лег. Но достаточных для этого оттепелей нынешней зимой не было.

Подходящая выскорь [1] подвернулась незадолго дотемна. Место по всем статьям удобное. Прямо хоть медведю здесь берлогу устраивать. И для людей неплохо. К вечеру ветер поднялся, все норовил в лицо хлестануть звучными, как пощечина, порывами.

А за полузаметенной выскорью спокойно.

Тимофей лыжами принялся утаптывать снег. Сбросил с плеч прямо в снег рюкзак, к ближнему стволу дерева поставил ружье.

— Дровишек поднатаскай, — задорно и деловито крикнул Володе, и тот, уже совсем не похожий на себя дневного, уже заметно взмокший, уставший и голодный, сбросил лыжи, прихватил в рот пригоршню рассыпчатого, как сахарный песок, снега и отправился, ни слова не говоря.

Костер вспыхнул быстро, горел легко, с треском пожирая смолистые ветки. За ужином, усевшись на мягкой, не колючей сквозь полушубок хвое, Володя прожевывал разогретую на костре жилистую баранину.

— А волки здесь часто встречаются? — спросил он, тыльной стороной ладони подправляя под шапку сосульки взмокших от пота, а сейчас, после остановки, замерзших волос.

— Не-е, — махнул рукой Тимофей. — Лет уже с десяток, кажись, и слуха не было. Всех прибили…

— «Прибили…» Слово нехорошее. Жестокое уж больно.

— А без жестокости и охоты нет. Как и самих волков.

— А сегодняшний, хромой? Откуда он вылез? В капкане, наверное, побывал…

— Может, в капкане, может, подстрелили, может, с собакой где сцепился, может, с другим волком, может, с рысью… Мало ли что может быть. Не посмотришь его сблизи — не догадаешься. Волчья жизнь такая — сблизи лучше себя не показывать. А откуда он — кто ж его знает. Он же, сам видел, не в стае. Сейчас только про такого и услышишь. Старый, хилый. Оттого и хитрый. Прятался больше, чем жил.

— Вот и выжил…

Они устроились спать прямо на ветках, уложенных в снег. Володя заснул быстро, хотя и ворочался во сне, искал положение для тела поудобнее, потеплее. Мороз донимал и сквозь меховые одежды. Тимофей же, как и в прошлую ночь, несмотря на усталость, уснуть не мог.

Он не лег даже сразу, долго сидел, прислонившись спиной к худому стволу молоденькой лиственницы, корни которой переплетались с корнями упавшего дерева. Сидел, стараясь не шевелиться лишний раз, чтобы не колол множеством мелких игл, словно в бане пихтовый веник, мороз. Но все же иногда, хоть и не хотелось это делать, протягивал руку к дровам, подбрасывал их в огонь и смотрел, как взлетают в темноту и гаснут там всплески ярких, как звезды, искр.