— Башкиры любят, когда у них много детей, — старался перевести разговор на шутку Сергей. — Следующий будет сын. Хочешь на спор?

— Нельзя ли потише? — возмутилась в окне Зиночка. — Что за шум, кто там разбушевался?

— Да нашелся один. Третья дочка родилась, грозится жену из дому выгнать.

— Это не из деревни, случайно? Там одна башкирочка уже неделю плачет. Даже молоко пропало. Женщины с ней передачами делятся. Этот, что ли? — Зина презрительно сдула завиток со щеки, подхватила корзину и, уходя, через плечо кинула: — Да я б от него сама с тремя детьми сбежала. Еще и алименты бы платила, чтоб не видеть его физиономию… — Стоптанные тапки сердито зашлепали по ступенькам вверх. В приемной вспыхнул одобрительный смех.

— Молодец, дочка, — крикнул ей вслед старик-железнодорожник, поглаживая седые усы.

Фаня выругался.

— Не матькайся, — сурово надвинулась на него теща. — Сколько стоишь, столько получил.

— Да топтал я таких… — Фаня снова захлебнулся ругательством. Его высмеяла зеленая девчонка! Высмеяла и ушла за белую перегородку — шлеп-шлеп! Фаня размахивал руками и выплескивал злость, с пьяным азартом подбирая слова. И чем больше им возмущались, тем яростнее он ругался.

— Ну ладно, Фаня. Что ты в самом деле раскипятился? — Сергей придерживал Агзамова за плечо. В тепле Фаню разморило, и он все норовил выпростать руки из полушубка. Сергей раздумывал, а не затащить ли его и вправду к себе. Но дома Дашутка, за ней свояченица присматривает, может заглянуть вечерком и увидеть гостя. Вроде такая ситуация ни к чему. А зацепиться бы за Фаню неплохо, все-таки при барашках человек, зоотехник. Не стоило бы упускать такой случай, хотя гость еще тот. Даже здесь перед людьми неловко, что знакомцем оказался. Уж сидел бы в совхозе, коль нализался. Что толку жене от его приезда? Лишние слезы.

Сергей поправил на Фане яркий пушистый шарф:

— Кончай. Пойдем ко мне, чайку тяпнем. Проспишься — все станет на свои места. Жену выпишут, дома разберетесь.

— В гробу я ее видал вместе с выводком… В белых тапочках…

И тут Силантьев, молча вертевший смятую записку, в два шага подбросил свое тело к Фане, схватил за ворот и, прежде чем тот опомнился, вышвырнул его в метельную тьму. Приоткрыл дверь и выбросил шапку, слетевшую с Фани на пороге.

— Давно бы так, — выдохнула теща, будто поставила печать на заранее заготовленной бумаге.

Сергей смущенно потоптался на месте, не зная, выйти ли ему за Фаней или стоять, словно ничего не случилось: подумаешь — служили вместе, не может человек отвечать за каждого своего знакомого. Да и Фаня сейчас вернется, и все пойдет чередом.

Но за дверью стояла тишина.

Скоро Зиночка спустилась с корзиной, полной пустых бутылок из-под кефира и молока, раздала записки.

Ольга писала, что все пока идет хорошо, в понедельник ее обещают выписать, что надо бы при выписке вручить сестричкам коробку конфет. На полстраницы шли подробные распоряжения по дому и Дашутке, написанные не наспех, а, видимо, с утра, без спешки, ровным, решительным почерком.

Сергей вышел. Лицо сразу захлестнуло снегом. У ног вьюном заходили снежные круги. Качались деревья, качалась полувыломанная доска в заборе, и даже желтые полоски света, падающие из окон, казалось, качаются и вот-вот оторвутся от стен и унесутся прочь.

Сергей несколько раз оглянулся и, не увидев Фани, успокоился: не надо пугать дочку пьяным гостем и не надо ничего выдумывать, чтобы не вести его к себе. Сейчас они с Дашуткой нажарят картошки, постирают ее колготки и лягут пораньше спать, если она не привела подружек. Ну а если привела… Тогда в доме все вверх дном и придется воевать, чтобы она сама прибрала игрушки. С мамой Дашка капризничает меньше. Ольга попросту берет совок и веник, сметает ее разбросанные вещи и несет в мусорное ведро. Сергей помнит, как они — Ольга и Дашутка — весной вместе выбрасывали мусор. Ольга высыпала из ведра, держа его высоко над люком машины, а Дашка смотрела, как ее любимые ложки-плошки-кастрюльки летят в люк вместе с туалетной бумагой и консервными банками. Дочь пришла зареванная, и Сергей крепко поссорился с женой. Он упрекал ее в жестокости, а она его — во вредности. «Ты приносишь ей вред», — заявила она. Ольга, пожалуй, крутовата, не к лицу это женщине. Но с этим ничего не поделаешь.

Так, а что же к картошке сегодня? Зайти в магазин, купить селедки? На ночь пить придется много. Снова колбасу поджарить? На утро ничего не останется. Как Ольга умудряется иметь все под рукой? Жаль, мясо кончилось. В воскресенье он съездит на рынок. Если метель уляжется, возьмет с собой Дашутку. Купят они хорошего мяса, попросят свояченицу намесить теста, налепят пельменей к Олиной выписке. А может, баранинки купить? Ольге бульон не помешает. М-м! Шурпу бы сейчас со свежей хлебной горбушкой, лучком, Перцем!

А Фаня, значит, при баранинке, всегда с шурпой. Зря не догнал его Сергей. Неловко было, видишь ли, прилюдно буяну внимание оказывать. Как будто мясо на рынке втридорога покупать лучше. Может, Фаня и не вернулся, потому что ждал его, Сергея. Как-никак служили вместе.

Рука у этого Силантьева — будь здоров! Фаня мячиком за дверь вылетел. Поди, забыл, зачем в город приезжал. Интересно, к кому Силантьев в роддом ходит? Такой весь безвозрастный, не поймешь, то ли дедом стал, то ли еще сам в папашах. Наверно, сам. Чего бы деда к главврачу вызывать? Поздно женился, запланировал ребенка, а не тут-то было. Потому и возмутился, что Фане везет. Он бы на кого угодно согласился. Вот в сердцах и вышиб Фаню. Иначе бы все обошлось. Железнодорожник хлипкий, не стал бы связываться. А, еще теща! Эта могла съездить и крепче Силантьева. Не баба, а самосвал. Не повезло. Если Ольгу выпишут в понедельник, то в запасе у Сергея два дня, и они еще могут встретиться там же в приемной. Все равно приедет Фаня за женой — куда он денется. А вообще… черт его знает. Он и в армии подличал частенько. Это ему было раз плюнуть. Майор на что терпеливым считался, а и тот однажды скрипнул зубами: «Вот родила мама — не выдержит и яма».

Далеко в метели засветились огни трамвая. Сергей ускорил шаг, на пустой остановке заскочил в пустой вагон и почти упал в кресло: трамвай рванулся вперед, тоже, видно, убегая от метели. В авоське зазвякала посуда.

В свой ли номер он сел? Все табло замело — ничего не разобрать. Ну да ладно, в крайнем случае пересядет на перекрестке. Не коченеть же на ветру в ожидании.

Сергей стряхнул снег с воротника, шапки и шарфа. Вспомнил, какой богатый шарф у Фани. Снова пожалел: зря не догнал. Даже не узнал, в каком совхозе бывший рядовой Агзамов баранами командует. Сергею ведь с ним не детей крестить — пусть себе пьет и матькается. Зато было бы куда летом на шашлыки ездить. С тем, кто пьет, договориться легче. Вон бригадир у Сергея — ни грамма в рот не берет, а держится ближе к пьющим. У него свое правило: тише едешь — целый будешь. Он и цел, и сыт, и на рынок не бегает за мясом.