Время завертелось, закружилось спиралью, выбрасывая то колючки темноты, то всплески снега. Нагнуться — разогнуться, нагнуться — разогнуться.

Ящики таяли на глазах. Яблок осталось немного — килограмм в Стефкиной сумке, килограмм — в ящике, нестандартные. Стефка и их закинула в сумку, все равно никто не возьмет, ну а Лешка в отходы не спишет, скажет, торговать надо лучше.

Любители выбирать товар часто задавали ей вопрос, по их мнению, каверзный.

— А вы бы себе такое взяли?

И когда она отвечала, что постоянно таскает домой полугнилые фрукты, которые не списывают, а покупатель не берет, ей в ответ понимающе улыбались, мол, свистеть, не мешки ворочать.

Лешка сидел за столом, отгадывал кроссворд. Напротив него — Степка, закинув ногу на ногу, важно объяснял:

— Монолог — это фильм Авербаха. 7 букв — правильно?

— Ишь ты, — уважительно покрутил головой Лешка, — и правда, семь.

В зале раздался пронзительный женский голос:

— Какая наглость. Где ваш директор?

Лешка даже глазом не моргнул, продолжал вертеть газетку с кроссвордом, но женщина, преодолев все препятствия, ворвалась в кабинет:

— Кто директор?

Лешка меланхолически грыз кончик карандаша:

— Директора нет. Я — заведующий.

— Что за безобразие у вас там творится?!

— Что случилось?

— Ваш продавец на улице как хочет, так и обдуривает народ. Я его просила пять килограмм, а он взвесил чуть больше трех.

Лешка нехотя оторвался от газетки:

— Разберемся. Стефка, считай пока деньги…

Степка совсем развалился на стуле:

— Это у вас там какой-то татарин работает. Красиво работает, — сказал он восхищенно. — Пока я смотрел, он сделал рублей 30. У тебя такого, поди, и за неделю не наберется? Вес чашки не считает, и хоть бы слово кто до этой бабы сказал.

— Ты за картошкой пришел?

Степка приподнял большую хозяйственную сумку.

— Я пока деньги сосчитаю, а ты вон туда лезь, набирай.

Стефка вытащила из кармана халата скомканные бумажки, стала сортировать их в кучки.

Вскоре вернулся Лешка. Рядом с ним, как верный ординарец, семенила все та же женщина.

— Работу нужно проводить с продавцами, — наставительно говорила она.

— Проведем, — охотно соглашался Лешка, — выговор объявим с занесением в личное дело, собрание устроим, премии лишим, зарплату срежем.

— Правильно, — кивала женщина, — так и нужно. А то совсем распустились. Для кого ж тогда перестройка? Замечательно, что в нашем магазине такой приятный заведующий. Здоровья вам, всяких благ.

— Угу, не помешало бы, — соглашался Лешка.

— Ну хорошо, — женщина протянула ему руку, энергично пожала вялую ладонь Лешки, — сами понимаете, нельзя держать таких людей в торговле, тем более теперь, когда перестройка.

— Само собой, — опять соглашался Лешка, — для нас самое главное, чтобы вы, наши дорогие покупатели, были довольны. Если что — обращайтесь, мы всегда отреагируем.

Женщина ушла, весьма довольная, какой и должна была быть покупательница, по Лешкиным словам.

— Дорогие покупатели, — пробормотал Лешка, — чтоб вам всем пусто было, чтоб ваше блядское племя…

Стефка меланхолически продолжала считать деньги.

— Что там такое? — спросила она.

— Все нормально. Ну обвесил эту корову Роман, что, от нее убудет? Сосчитала?

— Да. 387.

Лешка пересчитал деньги, пододвинул к ней оставшиеся рубли:

— Мировой брат у тебя.

— Да? — удивилась она, глядя на суетящегося у картошки брата. — Что же в нем такого мирового?

— Да вообще. Ты знаешь, мы с ним договорились, что он у нас грузчиком поработает.

— Что-то я сомневаюсь, что такая работа моему братцу по душе.

Степка в этот момент втащил в кабинет сумку с картошкой:

— Это ты обо мне, что ли? Мускулы буду развивать.

— Мускулы надо было в детстве развивать.

— Гм… Ты идешь домой? Тебя ждать?

— Нет, у меня дела еще.

Никаких особых дел у Стефки не было, но ей почему-то не хотелось идти домой с братом.