Лешка поковырял скатерть на столе:

— Торговля — как семечки, думаешь, бросить бы надо, а вот затягивает что-то. Не деньги, иногда их и не видишь, недостача за недостачей. А черт знает что.

…Домой Стефка вернулась как будто специально для того, чтобы снять трубку с неумолкающего телефона. Было около двух часов ночи.

— Алло.

— Хи-хи, — трубку положили.

Тут же в кухню зашел сонный Степка с размазанной тушью под глазами:

— Мне что ли звонили?

— А кому еще в такое время могут звонить?

— Как ты считаешь, идти мне в ваш магазин работать?

— Считаю, что тебе там нечего делать.

— Это почему такое?

— Занимайся своим кино и не суй нос куда не следует.

— А ты знаешь, мне интересно посмотреть, как там у вас это все делается. Леша ваш — тупой, как валенок, считать, наверное, только до десяти умеет.

— До одиннадцати.

— Ну вот, почти угадал. Меня там должны на руках носить. Уж я-то со всеми остальными магазинами перезнакомлюсь.

— Было бы лучше, если б ты сейчас пошел знакомиться со своей кроватью.

— Вот ты — торгашка, а жить не умеешь. Прямо смех. Где твои знакомые? Что ты в дом приносишь? Кроме плохого настроения? Жить надо так, будто играешь в интересную игру, не надо ничего воспринимать всерьез.

Снова зазвонил телефон.

— Меня, меня, — Степка прыгнул к телефону, — я на проводе.

Затем пожал плечами:

— Это тебя.

— Стефка, не спишь еще? — спросили в трубке.

— На ходу засыпать не привыкла, — пробурчала она, узнав Виктора.

— Все-таки ты зря у меня не осталась. Я вот теперь уснуть не могу. Может, вернешься? Ты завтра работаешь?

— Работаю.

— Хочешь, я с Лешкой поговорю, чтоб он тебе смену поставил?

— Не хочу.

— А твоему брату, кстати, кроссовки не нужны?

— В ботинках походит.

— Не понял, я что, некстати?

— Звони днем. Это мой брат считает, что жизнь ночью продолжается. А я спать хочу.

— Ну пока.

…Этот рабочий день начался удачно. Удачней не бывает. За неделю освоившийся в магазине, Степка отвел в сторону ее:

— Слушай, ты грузчикам до меня по рублю платила за то, что они тебя на лоток ставили, а потом забирали?

— Ну платила.

— Так в чем же дело? — Степка поиграл пальцами руки. — Если я твой брат, мне и платить не надо? Традиции надо уважать. Гони рублевку.

— Если тебе деньги нужны, так и скажи, я что, тебе не дам?

— Деньги мне, может, и не нужны, но я же сказал: традиция — есть традиция.

— Ну это ты облезешь, прежде чем дождешься. Добавки к зарплате будешь получать из пенсионного фонда. По истечении возраста, конечно.

— Так, — протянул Степка, — ноль-один в мою пользу. А где обещанные «балаганы»?

— Отстань, об этом можно и потом поговорить.

— Я так понял, что и здесь прокол, — усмехнулся Степка. — Два-ноль, опять же в мою пользу. Гирька-то тебе нужна?

— Сказала, отстань, я ее уже выбросила. Ею теперь дворник будет количество мусора взвешивать.

— Ну и дура. Так, может, ты хоть кассеты достанешь?

— А японский кассетник не желаешь?

— Так — все понял.

С этого момента Степка с ней не разговаривал, молча загрузил ящики, так же молча их сгрузил и укатил пустую тележку.

Стефка нервничала, ругалась с покупателями, и после торговли недостаче в 60 рублей ничуть не удивилась. Во-первых, она могла сама где-то наколоться, потому что работала в дурном настроении, во-вторых, сегодня сменой заправлял не Лешка, а новый заведующий, Валера, у которого продавцы один за другим не отчитывались.

Стефка пересчитывала в энный раз деньги, надеясь, что недостающие 60 рублей появятся чудесным образом, но сумма была неизменной. Повсюду на столе валялись синенькие бумажки с цветочками, на которых было написано: «Благодарим за покупку», эти бумажки полагалось вручать покупателям, но их, как получили из торга, так и разбросали по всей подсобке, непонятно, кого теперь благодарили за покупку, то ли клиентов Романа, которые брали у него водку за пятнадцать рублей, то ли многочисленных знакомых, которые отоваривались в подсобке, копаясь в ящиках, некоторые бумажки виднелись и в бочке для отходов, среди гнилья, пускающего пенистый сок.