Шрифт:
— Потому что меня начало тошнить по утрам. И хотя я считала, что беременность исключена, все же решила лишний раз удостовериться, — объяснила Джоан, чувствуя нарастающий гнев. Как мог человек, который утверждал, что будет любить жену до конца своих дней, отказываться даже выслушать ее? Как он мог сказать, что заранее не верит ни одному ее слову?
Ее плечи напряглись, руки сжались в кулаки, и она произнесла громко и отчетливо:
— Том и я никогда не были любовниками!
— В самом деле? Значит, ты просто однажды с ним переспала? Только не говори, что он силой принудил тебя к сожительству. Это на него не похоже. Скорее уж наоборот. Как я успел убедиться, твой сексуальный аппетит нелегко удовлетворить!
Эрвин произнес это с горечью, его лицо испила гримаса боли. Когда он шагнул к двери, в его фигуре чувствовалось напряжение. В этот момент Джоан ненавидела его.
Раньше она никогда не испытывала ни к кому ненависти, даже к Барни. Она презирала его, но не ненавидела. Но сейчас это чувство овладело ею с неистовой силой. Она прошлась туда и обратно по кухне, крепко обхватив себя руками за плечи, словно для того, чтобы не дать бушующему внутри гневу вырваться наружу.
Как он посмел разговаривать с ней, словно с последней шлюхой? Обвинять ее в таких чудовищных вещах? Куда исчез человек, которого она любила больше жизни? И существовал ли он на самом деле или это был лишь идеал, созданный ее воображением? Мужчина, который только что вышел отсюда, был холодным, высокомерным, эгоистичным чудовищем!
И пусть он даже думать забудет о своем «незыблемом» решении изображать счастливую семейную пару! Она в этом не участвует! Уж не считает ли он, что ему заповедано свыше распоряжаться чужими судьбами и что только от него зависит, как она проживет оставшуюся часть своей жизни?
Неужели Эрвин и вправду полагал, что она согласится остаться с человеком, который способен так мерзко подумать о ней? Неужели мог хоть на минуту вообразить, что она безропотно смирится с уготованной ей жалкой участью?
Раз с их браком покончено, она и не подумает ехать с Эрвином в Шотландию и жить там фальшивой жизнью. Ей вполне по силам самой позаботиться о своем ребенке — в конце концов, таким и было ее первоначальное намерение.
Ее ребенку не нужен подставной отец, в особенности такой жестокий и высокомерный тип, как Эрвин Кросс!
Первое, что она скажет ему завтра утром: «Складывай вещички и убирайся прочь из моего дома. Я больше не хочу тебя видеть!»
3
Но оказалось, что Эрвин не предоставил ей такой возможности. Он уехал сам.
Солнце только начало золотить склоны холмов, когда Джоан встала с постели, на которой в этот раз спала одна, совершенно разбитая после бессонной ночи.
В какой из комнат провел ночь Эрвин, она не знала, да и не хотела знать. По крайней мере, она пыталась убедить себя в этом, затягивая потуже пояс халата на своей тонкой талии. Как только она обнаружит Эрвина, тут же попросит оставить ее дом и объявит, что он сможет связаться с ней через ее адвоката… когда-нибудь потом. Пусть знает, что не он один способен принимать решения, не оставляя другим возможности выбирать.
Если Эрвин не захотел выслушать ее, поверить ей, тогда их совместная жизнь больше не имеет смысла. И в особенности — те насквозь лживые отношения, которые он посмел ей предложить. Лучше уж окончательный разрыв!
Джоан направилась в кухню. Едва распахнув дверь, она увидела записку — листок бумаги, одиноко лежащий на полированной поверхности стола. На нем знакомым почерком было написано:
«Я пробуду оставшиеся три недели в Сетубале. Перед нашим возвращением в Эдинбург заеду за тобой».
Черт бы его взял! Джоан скомкала записку и швырнула в угол. Ее взбесил непредвиденный отъезд Эрвина. Она даже не знала, в каком отеле в Сетубале он остановится. И теперь была лишена возможности связаться с ним и заявить, что не собирается покорно подчиняться его приказаниям.
Слезы выступили у нее на глазах. Неужели она надеялась, что наутро Эрвин одумается, выслушает ее и поверит ей? Если так, она была полной дурой! Нужно справиться со своими чувствами, иначе ей не прожить здесь оставшиеся три недели.
Внезапно Джоан ощутила знакомое недомогание и бросилась в ванную. Двадцать минут спустя, стоя под душем, она слегка погладила себя по животу и прошептала:
— Ты еще не скоро появишься на свет, малыш, но хлопот с тобой уже предостаточно!
Несмотря на то что Джоан при этом заставила себя улыбнуться, по ее щекам заструились слезы. Она плакала о Томе, который так никогда и не узнает, что у них родится ребенок, о себе и о Эрвине, потерявших свою любовь и вряд ли способных вернуть ее.