Папу Мишу спрашивают, кто он по профессии. Папа отвечает только по-русски, хотя по возрасту мог бы знать идиш, но, видно, не знает — из принципа.

— По профессии, — отвечает папа, — я вулканизаторщик.

— О! — радуется Урсула, — вулькан. Как здорово! Вы шпециалист по вульканам?

Папе бы сразу согласиться, какая ему разница в пятьдесят пять? Главное — специалист, хотя и без диплома. А он уперся:

— Нет! Я вулканизаторщик.

Тут мы все начинаем объяснять Урсуле, что такое вулканизаторщик по-украински. Всем же скучно ждать своей очереди.

— Папа, — кричит Борька, — скажи ей, что ты штопал колеса.

— Сам скажи!

Борька объясняет Урсуле, Борька не знает идиш. Откуда? Что, его в советской школе учили? Я вас умоляю! Я тоже не знаю идиш, при мне на нем специально никто не говорил, а то, не дай бог, у ребенка будет одесский акцент.

Зачем немцу знать, что такое вулканизаторщик? Тут колеса меняют — и все дела. Кто их тут будет штопать? Но когда папа вулканизаторщик в шараге, а сын контролер в тюряге… Боря показывает руками колесо.

— Урсула! Ты едешь на Украине по автобану, и твое колесо — пшик! — весь люфт вышел. В колесе… как по-ихнему дырка? Быстрее! Во — лох. У тебя нет гельд на новое колесо, колеса на Украине золотые. Ты берешь свое колесо и катишь его к папе, после папы оно как новое. Ясно?

— Ваш папа коллекционирует старые колеса? У меня тоже есть старые колеса. Сколько он даст за колесо? Но при чем тут вулькан? Не понимаю!

— Она не понимает! — возмущается мама Зина. — Как это при чем тут вулкан? Он же вулканизаторщик. Я с ним сорок лет живу… как на вулкане!

В доме мамы Зины я потом был в гостях. Действительно, двухэтажный, но не совсем ее, точнее — совсем не ее, хотя они там и живут на двух этажах сразу, вдвоем с папой Мишей. Дом совсем старый, немножко пахнет мышами; ковер в комнате не вмещается, так они его загнули по краям — не выбрасывать же ценную вещь. Спальня на втором этаже, а туалет и кухня на первом. Ночью идти на кухню по узкой деревянной лестнице — убиться можно! Мне предложили заночевать.

— Сначала, — говорю, — купите ночной горшок.

На курсах все по-старому, знакомство продолжается. Следующий по профессии мальчик Валя. Не, не Кузькин, но тоже русский, сантехник. Все завидуют, еще бы: с такой профессией — хоть сейчас, и без всяких шпрахкурсов. Так он так и сделал: перестал ходить на занятия. Тогда ему пригрозили лишением всех прав состояния: перекроют в социаламте гельдпровод «Дружба», и будешь до конца своих дней его чинить, сантехник.

Но сантехнику все это по барабану, если ему сантехник имя. А Валя оказался вовсе не сантехником. Это он так хорошо по-немецки говорил, со свистом. Он, блин, цантехник, техник по зубам. Так это совсем другой техник. Кто его без немецкого языка к немецким зубам подпустит, если даже мы его неправильно поняли? Дурдом!

Курта перво-наперво поразили наши машины. Даже моя. Теолог же! Он на них часто в окно глядел и тяжко вздыхал. Наверное, думал, что мы сюда на арбе прикатим. Может, и завидовал немножко. И было чему! Во дворе в ряд стоят «мазды», «тойоты», «рено», как у входа в Министерство иностранных дел Украины. Не последней модели машинки, но старше десяти только моя. А у Клауса «корза» такая потертая! Я ее, разворачиваясь, немного задел дверью, так никто и не заметил новых царапин. У Курта была еще страшней, «фольксваген» цвета «грязный металлик», с заклинившими стеклами и севшим аккумулятором.

Зато Курт бешено любил всякие толстые книги по искусству с картинками. Где он только их не скупал: и в Гималаях, и в Пиренеях. Куда ездил в отпуск, там и скупал. И стойку на голове делал классно во дворе, почти без помощи рук. С ним только мама Зина могла соревноваться — она каталась по земле. Представляете, при ее формах, и юбках, и возрасте — секс-шоу! Курт, как увидел, потерял равновесие и упал прямо к ней на коленки.

А ведь он тоже не мальчик, чтоб перед каждой в обморок падать. Кое-что повидал в Гималаях, санскрит знал назубок и полдня нас ему обучал. А нам же что дойч, что санскрит — все с нуля. Лично я переключался мгновенно. Ну, он там себе пишет на доске, а мы с ребятами спорим: на каком языке? Потому что он еще три языка знал. Сразу хрен разберешь, куда его занесло. А Курт пишет и повторяет:

— Лойтэ! Ляйзэ! Иго! Ляйзэ!

Молчите, мол, сволочи необразованные! Я собрал все известные мне немецкие слова и спросил его:

— Курт, почему вы все время один говорите, а нам не даете?

— Что-что? — скривился Курт.

Это у него любимое: was, was? И обязательно кривится.

— Говорите, Иго, говорите, биттэ!

— О чем? — спрашиваю.

— Ну, вы же хотели говорить. Давай-давай!

— По-санскритски?

— А вы уже и так можете?

— Не, — говорю, — я не йог.