В подвале теплая грязь, а в ней и водятся черви. Бывает, за раз три литра чистейших червей нароешь, без земли. Не все же крысам жрать.

Порубил червей в кастрюле и чаем с заварочкой их удобрил, и они в этом коммунизме плодятся всю зиму. Лазают себе там на свободе, жиреют, готовятся к рыбалке.

А носишь червей так: на шею надеваешь резинку, пропускаешь под рукавом, прикрепляешь к коробочке. Тянешь-потянешь, открываш, вынимаш. Вообще-то это коробочка для мотыля, но мы ее держим для червей, чтоб не мерзли, потому что на мороженого червя рыба не клюнет, даже свежемороженая. Он и сам это хорошо понимает.

Крысы, домашние, в подвале меня все боялись. Комары по зиме все пьяные — ноги подкашиваются. В доме — плюс четырнадцать. Но, вопреки всему, в субботу, в четыре утра, мы идем на рыбалку. В шесть — автобус на Вах, там уже собираются рыбаки и скидываются водителю до Пылинского озера. Этот же автобус их и обратно заберет.

Зимняя рыбалка в Стрежевом — это не зимняя рыбалка в Бад Пюрмонте. В Германии рыба сама на крючок накидывается строго по терминам, а в Стрежевом ее и хлебом с маслом не заманишь. Но есть такая штука — жерлица, на щуку. Берешь совсем маленькую рыбешку, трюльный крючок запихиваешь ей прямо в пасть и сразу в лунку, еще живую. Лунку закапываешь и палку с леской ставишь рядом с собой. Щука дергает, палка падает, едет по снегу и попадает поперек закопанной лунки. Чудовищное зрелище!

Предлагаешь соседу, такому же мужичку-рыбачку, как и ты:

— Видишь окуня? Давай спорить на жерлицу?

— Давай!

У меня, блин, есть жерлица, и я тебе предлагаю ее в аренду. За сколь? За две пол-литры. Я при мужике делаю лунку, туда — жерлицу. Жди! Но сперва давай две пол-литры. А все, что поймается — может, и щука, может, и калоша от щуки драная — все его. А водку мы тут же выбухиваем, водка на морозе уходит капитально: рот там прополоскать, глаз промыть тому, этому. Что такое две пол-литры на троих-четверых, особенно если организм еще здоровый?

Вот Валерка раз и говорит:

— Идем на рыбалку!

— Куда?

— Есть окуньковое озерцо, но далеко. Там зарубки на деревьях, по ним найдем. По зарубкам нужно идти до вечера, километров двадцать пять.

Я знал это место, там огромный сруб с баней, там оттягивался горком партии, попасть туда даже батя не мог. Словом, таинственная страна, логово зверя.

Сибирь — неизведанный край, страшный. Вдоль Оби идут поселения — Томская область: Александрова, Стрежевой, через четыреста верст Колпашево, Томск и конец области. А вправо и влево на восемьсот километров в тайге — три-четыре поселка. В Сибири есть сказка. Брешут, где-то в самой глухомани есть место темное, горы и речка, и впадает она в какую-то диковинную страну. Попасть туда можно, а выйти — ни за что. Скалы высокие и абсолютно гладкие. Жуть! Но там, внутри несметные богатства, залежи самородного золота и дичи. Кто брешет? Чукчи.

Доехали мы с Валеркой до тринадцатого поселка. Я не суеверный, я так считаю: двенадцать, четырнадцать… А поселок тринадцатый. Тем хуже ему, я там не живу. Сели на попутку, в Сибири это запросто, только руку протяни. Доехали до тринадцатого километра. А нет зарубок! Наконец нашли, прошли по ним километров тринадцать вместо четырнадцати — озеро.

Тишина. Выкопали лунки, расплели удочки. А мы запасливые, пожрать взяли на весь день: и колбасу, и хлеб, и орешки с таранькой.

— Валерка, гони червей.

— Каких червей, Рыжий?

— Ну, каких… твоих. Ты же взял червей.

— Кто?

— Ты, блин!

— А чего, я должен был брать червей?

— Так ты сам сказал: я возьму червей!

— Это ты сказал: я возьму червей.

— Нет. Я сказал, что только два дня назад их порубил. Они только что пополам перерублены, еще не дошли. А ты сказал, что уже недели полторы как порубил, что они у тебя уже готовенькие.

Короче, червей мы не взяли. Смешно? Нет, над собой смеяться грех. Я говорю Валерке:

— Ну здрасьте! Чего ж ты меня сюда позвал?

Но Валерка тоже себе на уме:

— У меня есть колбаса, давай на колбасу попробуем.

На какую колбасу? Ну, я не помню. Может, копченую. У Валерки бабушка ветеран войны. Дали мы окуням копченой колбасы, колбаса пошла хорошо: рыба стала клевать, снимала ее с крючка моментально, но сама на крючок не ловилась. Пробовали на хлеб — ни в какую!

— Валерка! Она уже всю колбасу сожрала. Может, ее на помидоры половить, тем более что у нас их нет? Черт с ней, с перекормленной. Давай хоть посидим здесь, чаю попьем, подуримся.

Мы полазали кругом, камышей накопали. Часам к трем смотрю: идет прямо на нас сумасшедшая белая туча.

— Валерка! Снег идет!

— Спокуха! Найдем лыжню.

Ага, найдем! Зарубки-то плохо видно, они всегда со стороны дороги, да и обратно идут по следам, а не по зарубкам. А тут снегом заметет — себя не найдешь. А туча идет белая, плотная, смутная, дождь со снегом. Начался ветер дикий, а это, может, и на сутки, и больше, иногда до второго этажа все засыпает. Уже стемнело, мы идем по лыжне, а лыжни не видно. Дальше — вьюга и полный мрак!