Шрифт:
— Только не надо!
— Что не надо? — удивляются.
— По мне ходить не надо!
— А мы и не ходим, — обижаются.
— Пока — да.
После общего сбора мне почему-то жрать захотелось. А столовки-то в хайме нет, но есть кухня «Готовь сам!». Это не для меня, готовить я категорически не люблю. Люблю все готовое, и пищу тоже. А кто ее мне приготовит? Чтобы это узнать, пошел я на кухню.
— Ну, — кричу, — и где тут мое?
— А вот, — смеются, — твое: твоя электроплитка, твоя сковородка, твой чайник, твое место в морозилке.
А я не хочу в морозилку, я с детства подмороженный. Я, может, хочу на сковородку. И с картошечкой, с лучком, с колбаской, а грибки соленые отдельно. Кто ж их на горячую сковородку валит? Идиоты!
— Так, — кричу, — хорош, приплыли. Меняю импортную сковородку на готовый гамбургер, а плитку на банку сосисок. И пива, пива побольше! Тому, кто меня будет кормить, дарю всю недвижимость. Он будет богатым, а я сытым. Идет?
Пока они спорили, кто будет меня кормить, я стащил с чьей-то сковородки полножки Буша и съел без хлеба и кетчупа. Теперь можно было и послушать, что говорят интернационалисты на немецкой кухне.
— Вы знаете, тут уже жили наши после югославов. Одна семейка из Грузии до сих пор жива, все никак не уедут. Представляете, ищут себе квартиру с отдельным входом и обязательно с мраморной лестницей. У них там, в Грузии, был дом с мраморной лестницей. Мы, говорят, хотим такую же, чтоб чувствовать себя, как дома. Какого черта! И еще мраморное надгробие у входа! А эта грузинка постоянно куда-то летает. Выходит из комнаты и объявляет:
— Ну, я полетела!
А старик ее, грузин, за стенкой кричит:
— Куда?
— …Вы не в курсе? Как тут с работой?
— В курсе! А кто вы, собственно?..
— Я… художественный руководитель ансамбля песни и пляски «Русские частушки».
— Как мило! Зачем же вы, милочка, сюда приехали? Ехали бы в Израиль, на родину. Ах, вы тоже русская? Простите. Что ж вы покинули родину этих славных частушек?
— …Когда же нас отпустят по квартирам?
— Только после курсов немецкого: как выучитесь, так и уйдете.
— А если не выучимся?
— Что же вы, глупее турок? У них даже дети хорошо говорят по-немецки.
— Немцы тоже хорошо говорят по-немецки, хотя и с ошибками.
— А вы-то кто?
— Учитель немецкого языка, хотя и еврей.
— Тогда у вас никаких шансов! Свои ошибки они исправят сами.
— Кстати, «скорую» попусту не вызывайте, только по решению социаламта и фрау Бузе. А то им нужно по-немецки объяснить, чем ты болен.
— И в больнице больше двух дней не держат, все стоит гельд. Успеют вылечить — твое счастье. Зато хоронят за счет социаламта, тут без проблем.
— А я все откладывала на «черный день». Откладывала, откладывала…
Пошли, Рыжий! Принял дозу и отвали. Никому ты здесь не нужен, никто тебя кормить не собирается, еврейскую сироту. Съел свой честно украденный кусок — и на нары. Alles!
Глава шестая
На следующий день после приезда я захотел посмотреть Безель. Но что ж, мне его пешком осматривать? Шиш что разглядишь. Только на колесах. В машинах я еще тогда не успел разобраться, а тут спозаранку приперся в хайм один русский немец из Казахстана: кто купит мопед? Ну прямо нас ждал со своим мопедом.
Все, конечно, страшно разволновались. Не дай бог, узнают в социаламте, лишат хильфы. Подписались же, что никаких капиталов не имеем. А я ведь до пятого класса был сиротой. Какой немец посмеет обидеть сироту? Тем более с маленьким капиталом. Я так думаю. Как хочу, так и думаю!
Ну что я еще тогда подумал? Мопед не мотоцикл: он хоть и на двух колесах, но скорость всего двадцать пять километров в час. С ним рядом беги — не скоро отстанешь. И права на него не нужны, их у меня еще на Украине вытрясли. Не, это я потом их во Франции потерял, те же самые. Какие же еще? У водителя одни права. Но зачем права пешеходу на колесах? Сел я на мопед, покрутил руль — беру. Русский немец говорит:
— Двести.
— Чего — теньге? А сезонная скидка?
Он говорит:
— Хорошо, сто восемьдесят.
Я говорю:
— Что хорошо? Я плачу наличкой, баром, и сразу все. Скинь еще за наличку.
Он захихикал:
— Ну, ты догнал! Ладно, сто шестьдесят восемь.
— Ты что, по-немецки не понимаешь? Зачем такое кривое число? О’кей! Плачу шестьдесят восемь марок. Давай мопед.
— Не дам! Почему вдруг всего шестьдесят восемь?
— Столько я должен весить при росте сто шестьдесят восемь сантиметров. Ясно? Я плачу за вес. У вас казахи как баранов продавали: на вес или на рост?