— Нам сказали… вы можете помочь по истории…

Учительница удивленно захлопала в ладоши:

— Я? По истории? Вот действительно история… Десять лет никому не нужно было — а тут… А в школе вам не могут помочь по истории?

— Там только шкаф, — почему-то виновато сказал Чэсь. — А в шкафу — тонкая папка.

— Значит, дожили. «Перестроились». Теперь и Ирина Леонидовна понадобилось. Конечно, при Ирине Леонидовне был не шкаф с папочкой, а такой краеведческий уголок, что даже из Минска люди приезжали, хвалили… Конечно, сейчас вам нужно к Ирине Леонидовне!

— А где живет эта Ирина Леонидовна? — ляпнул вдруг Дмитрок.

Чэсь аж закашлялся. Учительница сузила глаза:

— Не поняла.

Дмитрок наивно повторил:

— Ну, эта Ирина Леонидовна, о которой вы все время упоминаете, где она живет?

— Ирина Леонидовна — это я, — ледяным голосом ответила учительница.

Так все испортить! У Чэся чесались кулаки. Сейчас ему хотелось только одного: поскорее выйти на улицу и сорвать злость на Дмитроке.

А тот, как ни в чем не бывало, вежливо поправился:

— Простите, Ирина Леонидовна. Я не местный и не знаю здешних учителей.

Ребята собрались выходить.

— Подождите, — смягчилась учительница. — Вы даже не сказали, что вы хотели.

— Копию бересты, найденную при раскопках, — сказал Чэсь. И, спохватившись, добавил: — Не навсегда, только посмотреть!

— Так я и знала! — воскликнула учительница. — Историей у нас начинают интересоваться только тогда, когда из этого можно иметь какую-то выгоду, когда деньгами пахнет. И что за времена такие настали? Почти сорок лет я учила детей, а теперь, может, вы, молодые люди, объясните мне: что происходит в мире?

«Молодые люди» не знали. Они молча стояли у порога. Ирина Леонидовна поднялась, распахнула дверь в другую, большую половину дома:

— Прошу вас.

Ребята зашли и ахнули. Они как будто попали в музей.

Вдоль всей глухой стены тянулись полки, заставленные и заваленные самым разным добром. На одной полке — посуда из потемневшей глины, горшка, миски, кувшины, целые и разбитые, и даже просто черепки… На второй-камешки, маленькие и большие, гладко-круглые и притупленные, серые, белые, желтые, голубые, с сверкающими нитями на разломах… На третьей полке — сохнущие пучки различных цветов, трав, листьев… Теперь ребята поняли, откуда в доме этот запах больницы.

На весь простенок, от окна к окну, красовалась карта Беларуси. Все шесть областей были раскрашены каждая в свой цвет.

Учительница подошла к полке с книгами, вытащила между книг какую-то толстую тетрадь. Полистала ее, потом вдруг схватила за «корешок» и потрясла. Из тетради вылетел лист бумаги и, медленно кружась, начал опускаться на пол. Учительница ловко подхватила его еще в воздухе.

— Вот ваша копия бересты. Возьмите. И не думайте плохого об Ирине Леонидовне…

Неужели все так просто? Чэсь осторожно, словно лист мог рассыпаться, взял его и сразу впился в него глазами:

— Что вы, как можно, — пробормотал он, не скрывая радости. — Так мы пошли… пошли, Дмитрок!

Он пятился к двери и тянул за собой друга. Но Дмитрок неожиданно проявил самостоятельность:

— Подожди, отпусти меня. Большое спасибо вам, Ирина Леонидовна, — вежливо сказал он. — Вы нас так выручили!

— Ничего, мне не жалко. Вы хорошо знаете эту историю с талерами и с факелом?

— Знаем, знаем… Пошли, Дмитрок!

— Тогда вы должны знать и то, — спокойно продолжала учительница, не замечая Чэсевого нетерпения, — что, чтобы отыскать этот самый «клад», нужны все три монеты. Без них копия бересты — обычная бумажка, не более…

— Мы знаем, Ирина Леонидовна! Пошли, Дмитрок!

— Да подожди ты. Скажите, Ирина Леонидовна, как к вам попала эта копия?

— Это вас не касается, — в голосе учительницы внезапно снова появились холодные нотки.

— Простите, — попятился Дмитрок.

— А впрочем… — Ирина Леонидовна прикрыла на миг ладонью глаза, словно вспоминая что-то очень давнее. — Впрочем, большой тайны тут нет. Ко мне почему-то редко кто заходит, и раз вы пришли и интересуетесь этим… До войны у меня был близкий друг. Мы вместе учились в педагогическом техникуме. После переписывались… Я работала здесь, учитель, а он — в Минском архивном музее. От него я и услышала историю с талерами, от него получила копию бересты и описание, как выглядят две монеты…

Чэсь с Дмитрием в один голос воскликнули:

— Где? Где это описание?

— Все погибло во время войны, — ответила Ирина Леонидовна. — Школа горела… да и вообще — война! — Тут не до краеведения. Только эта копия и осталась.

— Однако у вас тут целый музей, — заметил Чэсь, указывая на полки.

— Все это собиралось после войны. Было время, была молодая, каждое лето с мужем отправлялись в путешествие, обошли всю Беларусь. Нет такого района, где бы мы не побывали. Вот, к примеру… — Ирина Леонидовна взяла с полки обычный серый камень, — вот прославленный микашевичский гранит. Кто бы мог подумать, что у нас целые залежи этого гранита? А сейчас пол-Европы его покупает, все Минское метро им выложено…