Шрифт:
– В тюрьму его! – закричали кошки.
– В голодную тюрьму! – промяукал Мурек.
– Он должен выдать местонахождение собачьего войска! – выкрикнул Длинноус.
– Ну посмотрите на меня хорошенько, – попросил Пётр, – ведь я никакой не пёс.
– Принесите зеркало! – распорядилась принцесса. В мгновение ока принесли большое шлифованное зеркало. Пётр посмотрел на себя.
Из зеркала на него глядел пёс.
Тем временем на Земле
– Но, пани управдом, – стоял на своём монтёр, – я действительно не могу исправить ваш лифт.
– Почему же? – сокрушалась она.
– А потому, что его у вас нет.
– Как это нет?
– Он исчез, – покачал монтёр головой, – испарился и всё тут.
«Внимание! Внимание! Говорит „Пионерская зорька“!» – раздалось из репродуктора.
– «Пионерская зорька»? – удивлялись слушатели. – Ведь в это время всегда передают «Последние известия»!
– «Слушайте экстренный выпуск, – продолжал детский голос. – Только что мы узнали, что искра Пётр Панек со Сказочной улицы построил свою межпланетную ракету из лифта. Поиски продолжаются».
– Из лифта? – удивились члены домовых комитетов и управдомы. А поскольку в их домах жили пионеры и искры, они немедленно побежали на всякий случай опечатывать замки лифтов.
– Ну, я уже достал. – ворвался в дверь пан Панек.
– Кого? – испугалась пани Панкова.
– Ракету, – небрежно сказал отец Петра. – Я лечу за Петром.
– Но ведь вчера стартовали два космических корабля со спасательными экспедициями!
– Ну и что же? Я полечу прямо на Марс. Наверное, там есть жизнь, – хотя и в одноклеточной форме, но всё же есть. Где же ещё может быть Пётр? – Голос пана Панека звучал устало.
– Я дам тебе на дорогу пирог с маком, – решительно сказала пани Панкова. – Кто знает, как готовят на Марсе!
Журнал «Азбука молодых техников и естествоиспытателей» начал печатать серию статей о путешествии Петра Панека в космос. Клуб друзей детской книги организовал в Клубе писателей конференцию на тему «Лифт и детская литература». Отдельной брошюрой вышли стихи и рассказы, печатавшиеся раньше в журнале для детей «Анютины глазки», которые детям рекомендовалось читать только в лифте.
На второй день утром ракета пана Панека взлетела.
Направление – Марс.
В голодной тюрьме
– Как я мог превратиться в пса? – размышлял Пётр, которого связали и опустили в голодную тюрьму в подземелье. (Вот видите, в замке Мяу действительно есть тюрьма!) До сих пор в ушах его звучало ненавистное мяуканье кошек, которые узнали, что среди них находится пёс. Некоторые кошки зашли так далеко, что требовали для Петра высшей меры наказания – утопления в молоке. Но поскольку им было жалко молока, победило предложение Мурека, чтобы собачий разведчик, за которого принимали Петра, был брошен в подземную тюрьму, где он погибнет голодной смертью.
Остроушек прочитал перед кошачьим войском составленный им ещё ночью обвинительный акт. Петра обвинили в целом ряде преступлений: в шпионаже, в обмане принцессы, в злоупотреблении доверием кошачьего штаба, во лжи и притворстве. Хорошо ещё, что они не заметили самоката, а то они назвали бы его путь в Мяу вооружённым вторжением.
Пётр пытался защищаться, но всё было напрасно. И вообще он защищался довольно вяло, потому что всё время думал и думал, как же он мог стать псом.
Теперь он сидит в голодной тюрьме. Здесь мокрый пол и скользкие стены, он связан по рукам и ногам, его начинают мучить голод и жажда, вокруг темнота и неоткуда ждать помощи. Почему же он выглядит как пёс? Вот загадка, которую он напрасно старается разгадать уже долгое время.
Вдруг у него в голове промелькнула сцена его прощания с Наумосферой. Наумосфера посылает его в кошачий замок, гладит по волосам и при этом бормочет: «Мяу-гав, гав-мяу». А потом добавляет: «Вам не следовало меня благодарить, ведь мы враги». Да, Чёрная дама превратила его в пса, поэтому билетёр и торговец в лавчонке смотрели на него так удивлённо. А сам он ничего не видел! Вот почему официант говорил о том, что случится, когда кошки узнают...
«После драки кулаками не машут, – сокрушается Пётр. – Не трудно быть умным после совершения ошибок; важнее быть умным вовремя», – начинает понимать он.
Чёрная дама бормотала при поглаживании «мяу-гав, гав-мяу»? Но это значит, – Пётр лихорадочно соображал.
А что, если бы его кто-нибудь снова дважды погладил и сказал при этом: «Гав-мяу, мяу-гав»? Наверное, он опять бы стал искрой Петром Панеком?
Ну да, всё это хорошо, но кто же будет его гладить в одиночке голодной тюрьмы?
Поздно, Пётр, твой путь окончен. Ты не только не доберёшься до трёх бананов, ты и домой не вернёшься, и только из этой книжки дети узнают, что ты вёл себя мужественно и не плакал даже в голодной тюрьме