Много лет назад, когда благодаря кинопродюсеру Майеру Джеку ставили голос и дикцию, он освоил все приемы ораторов. Он знал, почему проповедники, такие как Джексон и Барнет, применяют такие длинные периоды, такую ритмику, такие умело расставленные ударения… Джек знал, что периоды и ритмы вводят слушателей в состояние легкого гипноза, делая более открытыми для слов проповедника. А что, если бы на его месте стоял Барнет? Джек не смог бы сказать, какое именно содержание тот вложил бы в эти сверкающие образы, эти завораживающие ритмы.

– Не отчаивайтесь! – вскричал Джексон. – Будьте столь же мудрыми, как моя бабушка. Сшейте лоскуты и обрывки, соедините их общей нитью. И тогда мы создадим чудесное одеяло единства и общих интересов и получим возможность добиться врачебной помощи, жилья, рабочих мест, образования и надежды! Когда я смотрю на делегатов этого съезда, я вижу лицо Америки: красное, желтое, смуглое, черное и белое. То реальное лоскутное одеяло, которое и есть эта нация. Радужную коалицию. Но мы еще не соединились: сильная рука не скрепила нас прочной нитью. Сегодня я обращаюсь к вам, чтобы назвать имя человека, который объединит ваши лоскуты в то, что не даст Америке замерзнуть в эту долгую морозную ночь рейганомики…

По залу пробежали шепотки. Далеко не всем – включая даже сторонников Джексона – было сказано, что им предстоит услышать отказ от участия в гонке. Некоторые только сейчас получили свою первую подсказку.

– Его предки прибыли в Америку на корабле с иммигрантами, – заявил Джексон. – Один мой друг, крайне опасно раненный сегодня днем, когда он стоял рядом со мной, прибыл на эту планету на космическом корабле. Мои предки прибыли в Америку в трюмах кораблей работорговцев. Но какими бы ни были доставившие нас корабли, сегодня мы все в одной лодке.

Значит, от одеял перешли к судам. В зале раздавались аплодисменты, свистки и постоянный шум разговоров. В делегации из Иллинойса какая-то женщина вскочила с места:

– Нет, Джесси!

– Этот съезд близок к крушению, – продолжил Джексон. – Мы перебегали с одного конца судна на другой, от прогрессивного конца к консервативному, с правого борта на левый, и судно может перевернуться. Демократы, мы можем пойти ко дну! Вот почему пора передать кормило тому, кто сможет благополучно привести его в надежную гавань. Сегодня я приветствую этого человека: его кампания проводилась умело и с достоинством. Как бы он ни уставал и ни страдал, он не поддавался соблазну прибегнуть к демагогии. Я наблюдал за быстрой работой глубокого ума, за стальными нервами, за тем, как он вывел свою кампанию из толчеи, не взывая к худшим нашим сторонам. Я видел, как его перспективы улучшаются, а поле расширяется. Я видел его стойкость и упорство, оценил его преданность государству и его гражданам.

Джексон сделал паузу, пристальным взглядом обводя собравшихся, крепко сжимая кафедру. Возможно, пытаясь понять, в чем будет заключаться его новая роль Джесси Создателя Королей.

– Я призываю съезд сплотиться вокруг этого человека, этого нового капитана. Я призываю всех делегатов, в том числе и моих собственных, проголосовать за этого нового капитана, пока наше судно не пошло ко дну и мы не погрузились в пучину еще на четыре года. Имя этого капитана…

Молчание. Джек слышал, как колотится его собственное сердце.

– Сенатор!..

Джек посмотрел на сидевшего рядом с ним Родригеса.

– Грег! – произнес он одновременно с Джексоном.

Родригес смотрел на него, и в его взгляде плескалась неудержимая радость.

– Хартманн! – взревел он вместе с Джеком, Джесси и толпой – и внезапно всех охватил безумный порыв.

Порыв к Грегу Хартманну.

Спектор сидел на ковре перед телевизором. Он сильно приглушил звук: предполагалось, что в номере 1019 никто не живет, и ему не хотелось, чтобы в этот номер тоже начали совать нос. Он купил внизу банку кешью и пол-литра виски и за время голосования приговорил их почти полностью. Он надеялся, что Хартманн проиграет. Выбывшего кандидата не будут охранять так же бдительно, как выдвинутого. Как обычно, все пошло не так.

Делегаты скандировали: «Хартманн, Хартманн, Хартманн!», так что Спектора от одного имени уже стало тошнить. Почему-то Джесси Джексон вышел из гонки. Все комментаторы твердили о какой-то закулисной сделке. Как бы то ни было, в следующем голосовании Хартманн преодолел планку. Делегации размахивали своими плакатами. В зале появились воздушные шары и конфетти, начались бесконечные скучные речи.

Золотой Мальчик остался жив. Это заставило Спектора занервничать еще сильнее. Браун достаточно хорошо его рассмотрел, так что теперь его личность установят. Туз-Иуда на экране казался то ли пьяным в стельку, то ли больным. Спектор вздохнул. Обычно, когда он кого-то убивал, тот оставался убитым.

Завтра он сосредоточится на поиске способа добраться до Хартманна. Сейчас он понятия не имеет, как это сделать, но живым сенатор из Атланты не уедет. Конечно, не исключено, что и Спектор тоже. Он не стал говорить себе, будто бывают вещи похуже смерти. Он прекрасно знал, что это не так.

Если он найдет себе помощника – кого-то, обладающего большими возможностями, – то, возможно, ему удастся сохранить свою шкуру. И он знал человека, который, возможно, захочет ему помочь. Риск был немалый, но что с того?