Доктор не стал смущать друга словами о том, что Уильям слишком редко обедает вместе с женой, чтобы хорошо изучить ее привычки. Этот факт близкие друзья Гренвиллов предпочитали не замечать. Как и многие другие странности их семейной жизни.

– При ее стройности вашей супруге нечего бояться прибавить два-три фунта, скорее, они бы ей не помешали. На вашем месте я бы попросил ее не есть больше мороженого, а если уж ей так хочется сладостей, попробовать торт.

– И все же, вы находите это нормальным? – Уильям представил, как он будет выглядеть, отбирая у Эмили мороженое, и как при этом будут посмеиваться ее подруги. – Пристрастие к сладкому не говорит о какой-нибудь болезни?

– Это говорит только о том, что здесь подают очень вкусное мороженое. Я непременно отведаю фисташкового, – улыбнулся доктор и тут же задумчиво сдвинул брови. – Разве что…

– Да говорите же! – его собеседник нетерпеливо дернул подбородком.

– Дамы в деликатном положении порой изменяют своим привычкам, вызывая удивление своих близких… – доктор Вуд тактично не стал упоминать о том, что молодой джентльмен мог заметить такие странности прежде, когда его первая жена носила его ребенка.

Скулы лорда Гренвилла побагровели, он нервно сглотнул, и доктор Вуд пожалел о своих словах.

– Вы правы, я подойду к ней, – Уильям, словно не расслышав последней фразы друга, кивком закончил разговор и направился к жене в обход танцующих пар.

– Он не слищком-то удивился моему предположению, скорее, был смущен, – пробормотал пожилой джентльмен. – Неужели это правда, и леди Пламсбери вскоре сможет подержать на руках второго правнука? Почему же Эмили не поделилась этой новостью со мной? Да и Сьюзен ничего не говорила… Стоит ли мне обидеться за это недоверие или подождать немного, может быть, она еще не вполне уверена?

Несколько озадаченный, доктор Вуд прошел из зала в большую гостиную, где, он был уверен, найдет леди Пламсбери. Возможно, ее придирчивый взгляд уже заметил что-то необычное во внешности жены ее внука, кроме, конечно, ее невероятного платья!

Сама Эмили и не подозревала, что вызвала у мужа интерес к своей персоне, равного которому он не испытывал с самого первого дня их знакомства.

Уже третью неделю ей удавалось сдерживать данное себе обещание не портить жизнь из-за того, что Уильям никогда не сможет ее полюбить. Однажды она уже научилась жить со своим несчастьем, а ведь тогда ей было всего двенадцать лет! Теперь она в два раза старше, и у нее намного больше поводов для радости, чем было у одинокой девочки, ставшей разочарованием своей семьи. У нее есть Лори, племянник, для которого она стала матерью, и милые друзья, к которым она привязана, несмотря на их странности или недостатки. А если ей так хочется иметь дочь, она ведь может взять на воспитание бедную сиротку и вырастить из нее прелестную юную леди – Уильям и его бабушка не смогут помешать ей исполнить это благое намерение, даже если захотят!

Все три ее подруги пребывали в прекрасном расположении духа, такими счастливыми они не выглядели даже прошлой весной, еще до того, как погибли их горничные.

Все, казалось, было забыто.

Венчание Сьюзен прошло наилучшим образом, не было ни слякоти, ни снегопада, ни недовольных лиц. Приглушенное ворчание старшей миссис Говард из-за того, что одной из подружек невесты стала дочь деревенского викария, не испортило Сьюзен праздник, счастливая невеста его просто не заметила. Назавтра должен был состояться еще один прием в честь молодоженов, после которого они собирались вернуться домой, а вместе с ними и друзья, проживавшие в окрестностях Торнвуда. Медовый месяц новоиспеченные миссис и мистер Говард решили отложить до весны, а тогда уж посетить Богемию, о красотах которой так часто рассказывал побывавший там доктор Вуд, а затем доехать и до солнечной Италии.

Эмили была уверена, что по возвращении с континента Сьюзен обрадует всех особой новостью, пока же их ожидали зимние балы у соседей и уютные вечера дома, когда лишь несколько близких друзей за чайным столом могут поговорить о чем-то кроме светских сплетен.

Радовала подругу и Джейн. Она не могла видеться с отцом слишком часто, мистер Несбитт жил в удалении от Торнвуда и не поддерживал там обширных знакомств. Но ничто не мешало отцу и дочери узнавать друг друга по письмам.

Мистер Несбитт несколько раз обронил в кругу знакомых якобы случайные слова о том, что был когда-то дружен с покойными мистером и миссис Соммерсвиль и горячо сочувствует молодым Соммерсвилям, оставшимся без дружеской руки, способной направлять их, в особенности Ричарда. Благодаря этому жесту постепенное, незаметное сближение Джейн и семьи Несбитт со временем никого бы уже не удивило – друзья умерших родителей, если это истинные христиане, нередко поддерживают их детей.

Ожидаемая помолвка мисс Несбитт и Филиппа Рис-Джонса также служила поводом для укрепления связи между Джейн, ее отцом и сестрой. Их дома находились слишком далеко друг от друга, чтобы Филипп Рис-Джонс мог навещать Несбиттов ежедневно, учитывая погоду и состояние дорог.

Мисс Несбитт хотела бы видеть своего поклонника чаще, и Филипп, стремящийся к тому же, пригласил ее с отцом погостить в его доме, однако мистер Несбитт да и сама Флоренс сочли такой визит неприличным. Другое дело, если Несбитты проведут несколько недель в доме старых друзей, и Джейн, к удивлению брата, с радостью позвала мистера и мисс Несбитт быть ее гостями, сколько им захочется.

– Отец и Флоренс приезжали к нам, когда Ричарда не было дома, – рассказывала мисс Соммерсвиль Эмили накануне отъезда к Говардам. – Мистер Несбитт так наблюдателен… от него не укрылось, пожалуй, ни одно упущение прислуги, ни одна царапина на перилах и ни одно вытертое пятно на коврах. Позже он сказал, что удручен тем, каким ветхим стал выглядеть наш дом, и постарается это исправить. На следующее же утро он прислал мне чек, чтобы я могла кое-что подновить ко времени их визита! Я уже заказала все необходимое. Пока мы будем гостить у Говардов, экономка проследит за тем, чтобы все было готово к нашему возвращению. Мне не надо будет стыдиться собственного дома, как это было, когда Несбитты впервые навестили меня. Флоренс привыкла к роскоши, и, хоть она и делала вид, что выцветшие портьеры и продавленные кресла ее не шокируют, я заметила жалость в ее глазах.