— Обычно так и бывает, — согласилась с ним Эмма, — но тварям это тоже отлично известно. Я уверена, что мисс Королек не удалось бы так долго сохранять свою свободу, спрячься она в таком очевидном месте.

— У вас есть идея получше? — поинтересовался Енох.

Такой идеи у нас не было, и мы переключили все внимание на балаган. Я озирался, пытаясь разыскать глазами ухмыляющегося клоуна, но он растворился в толпе.

У цирка обтрепанный ярмарочный зазывала кричал в мегафон, суля толпе возможность за ничтожную оплату взглянуть на «самые шокирующие ошибки природы, которые только не запрещается лицезреть законом». Шоу называлось Конгрессом человеческих отклонений.

— Как званые обеды, на которые меня приглашали, — заметил Гораций.

— Некоторые из этих «отклонений» могут оказаться странными людьми, — заметил Миллард. — И в этом случае они могут что-то знать о мисс Королек. Я думаю, за это стоит заплатить.

— Нам нечем платить, — произнес Гораций, извлекая из кармана единственную монету, облепленную нитками и пухом.

— Когда это мы платили, чтобы пробраться в цирк? — поинтересовался в ответ Енох.

Вслед за Енохом мы обошли похожий на настоящую стену фасад балагана и увидели, что он сменяется большим, но шатким тентом. Мы начали искать вход, как вдруг полы палатки распахнулись, и из нее вышли хорошо одетый джентльмен и дама. Дама обмахивалась веером, а мужчина рявкнул на нас:

— С дороги, даме необходим свежий воздух!

Надпись над входом гласила: ТОЛЬКО ДЛЯ АРТИСТОВ.

Мы скользнули внутрь, но нас тут же остановил некрасивый мальчик, который сидел на табурете возле входа, судя по всему, в некоем официальном качестве.

— Вы артисты? — спросил он. — Если вы не артисты, вход запрещен.

— Разумеется,мы артисты, — с оскорбленным видом произнесла Эмма и для убедительности зажгла крохотный огонек на кончике пальца, после чего затушила его о собственный глаз.

Похоже, на мальчика это не произвело никакого впечатления. Все же он пожал плечами.

— Ну, раз так, проходите.

Мы зашаркали по коридору, часто моргая, потому что глазам было трудно приспособиться к темноте.

Балаган представлял собой лабиринт брезентовых коридоров с невероятно низким потолком. Единственный освещенный факелами коридор вел куда-то вглубь, делая резкие повороты через каждые двадцать-тридцать футов. При этом за каждым поворотом нас ожидала новая ошибка природы. Нам навстречу шли зрители. Одни смеялись, другие были бледны и дрожали всем телом.

Первые несколько уродов представляли собой стандартный набор любого бродячего цирка, и ничего странного я не заметил ни в «иллюстрированном» человеке, тело которого сплошь покрывали наколки, ни в бородатой женщине, которая самодовольно поглаживала свои длинные бакенбарды, ни в человеке-булавочной подушечке, пронзающем свое лицо иголками и забивающем гвозди себе в ноздри при помощи молотка. Тем не менее на меня это все произвело невероятное впечатление, хотя мои друзья, многие из которых вместе с мисс Сапсан объездили весь Египет в составе бродячего цирка, откровенно скучали.

Под плакатом, надпись на котором гласила: НЕПОВТОРИМЫЕ ЛЮДИ-СПИЧКИ, мужчина в костюме, сплошь заклеенном спичечными книжками, толкал второго, одежда которого была сходным образом украшена спичками. От этих толчков по груди второго начинали метаться язычки пламени, которые он в притворном ужасе пытался загасить руками.

— Любительщина, — пробормотала Эмма, направляясь к следующему аттракциону.

Странности становились все более странными. Тут была девочка в длинном платье с бахромой, вокруг тела которой обвился гигантский питон, по ее команде начинавший танцевать и извиваться. Эмма признала, что в этом номере действительно присутствует доля странности, поскольку умением заклинать змей обладали только syndrigasti.

Но когда Эмма начала расспрашивать ее о мисс Королек, девочка окинула нас уничтожающим взглядом, а ее змея зашипела и показала нам свои клыки, после чего мы тут же заспешили дальше.

— Мы тут попусту тратим свое время, — вздохнул Енох. — Время мисс Сапсан истекает, а мы разгуливаем по ярмарке! Почему бы не купить сладостей и не повеселиться как следует?

Впрочем, нам оставалось увидеть только одного уродца, поэтому мы пошли дальше. Последняя сцена была пуста, не считая самого простого инвентаря: маленького столика, на котором стояла ваза с цветами, и афиши, буквально кричавшей: ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНЫЙ СКЛАДЫВАЮЩИЙСЯ ЧЕЛОВЕК.

На сцену вышел служащий цирка. В руке у него был чемодан. Он поставил чемодан посреди сцены и ушел.

Тут уже собралась толпа. Чемодан продолжал одиноко стоять на сцене.

— Где представление? — кричали зрители. — Уродца на сцену!

Чемодан завибрировал. Он дрожал все сильнее, раскачиваясь взад-вперед, и наконец опрокинулся набок.

Заинтригованная публика подалась вперед, не сводя с чемодана глаз.

Щелкнули замки, и чемодан начал медленно открываться. Сначала, внимательно обшаривая толпу, из него выглянули светлые глаза. Затем крышка приоткрылась чуть шире, позволив разглядеть все лицо. Внутри чемодана находился взрослый мужчина с аккуратно подстриженными усами, в маленьких круглых очках, который каким-то образом умудрился поместиться в чемодане размером не больше моего торса.