Шрифт:
2—29 января 1916
Париж
334. О ЖИЛЕТЕ СЕМЕНА ДРОЗДА
Любовь… всё покрывает.
Посл. к Коринф. 13.71
Тихо на вилле «Вега» И. С. Михеева ( Игоря Сергеевича). Вечереет. Садовник поливает яркие клумбы, Теплый дух от земли идет. Бурчит он угрюмо: «Я ей в морду!.. Экий скот!» И сладко пахнет гелиотроп. Игорь Сергеевич грустит на веранде. Он любит грустить вечерами. «Вот вечер снова… Как у Лермонтова: „Отдохнешь и ты…“ Хорошо быть садовником, Ни о чем не думать, поливать цветы. Утром слушать, как поют птички, Как шумит трава над прудом…» У Игоря Сергеевича две фабрики спичечные И в бумагах миллион. У Игоря Сергеевича жена и дочка Нелли, Он собирает гравюры, он поэт. Иногда он удивляется: «В самом деле, Я живу или нет?» Лет пятнадцать тому назад он умел волноваться, Читал по ночам Надсона И думал мрачно: «Всё брошу, начну жить иначе». Потом читал Бальмонта И был влюбленным, неутоленным, Неожиданно взглядывал на солнце И богородицу звал «мадонной». А потом и это надоело. Игорь Сергеевич ничего не делает — Так лучше. А то желать и всё возможно, И скучно. Боже, Только хорошо летними вечерами Грустить на веранде И писать стихи, мечтая, Так нечаянно: «От жизни утомительной Я отвращаю взор. Я ухожу в обители Лазоревых озер». Вечером у Михеевых гости: Теософ, кубист, просто шутник И председательница какого-то общества, Кажется, «Помощь ослепшим воинам». Игорь Сергеевич всем улыбается пристойно. — «Да, покрепче! Еще стаканчик?» — «И Гоген недурен, но я видел Сезанчика!..» — «Простите нескромность: сколько он просит?» — «Десять, отдаст за восемь». — «О, кубизм! Монументальность! Только, знаете, это наскучило». — «А я, наоборот, люблю, когда вместо глаз такие штучки…» — «Вы знакомы со значением зодиака? Я от Штейнера в экстазе!..» — «Я познаю господа, поеду в Базель!» — «Если бы вы знали, как нуждается наше общество! Мы устроим концерт. Это ужасно — ослепнуть навек…» — «Новости? Нет, только взяли Ловчен». — «Надоело. Я не читаю газет!» — «Вот, вот! Знаете, есть анекдот…» Гости говорят еще много — Об ухе Ван-Гога, О поисках бога, Об ослепших солдатах, О санитарных собаках, О мексиканских танцах И об ассонансах. Говорят, говорят… И лениво жуют мармелад. Игорь Сергеевич всем улыбается. Игорь Сергеевич со всеми соглашается. На сон читает две странички «О любовной песне в 13-м веке». Гасит электричество И, потягиваясь, сладко шепчет: «Как я устал! Удивительно… Я прочел о Мюзэ… до сих пор… Я ухожу в обители Лазоревых озер». Спит Игорь Сергеевич, Спит госпожа Михеева Одна на широкой постели, А на узенькой спит Нелли. В саду пахнут липы, И где-то поезд, пролетая, вскрикивает. Все спят. Игорь Сергеевич во сне видит сад, Он поливает из лейки огромные левкои, И покойно. Ангел гнева огненным перстом Не рассеет этот сон! Спят безгорестные души В самой сладкой лени. Им не скажет крик петуший О великом отречении. Лишь веток плеск и ветра лёт Твердят, что час и им придет, Умирая, страсть познать, И земле — к земле припасть, Приобщиться страде многой, Страху человечьему, людской тоске И предстать перед ликом бога С горстью праха в скрюченной руке. 2
А вокруг виллы «Вега», не видя звезд, Не слыша чайных вянущих роз, Ходит, бродит Семен Дрозд. С виду — нищий, На лице нехорошие прыщики. Семен пьян с обеда. Очень ему надпись нравится: «Вот как! Вега! Врешь, Михеич, не уйдешь!» У Семена Дрозда нож. Семен хочет убить Михеева. За то, что Михееву ничего на свете не надо, За то, что у него две фабрики, За то, что он, Михеев, носит белые перчатки, каждый день бреется, За то, что он — Игорь Сергеевич Михеев. Сенька мальчиком спал на сундуке, под образами, А на койке спала маменька. Вечером приходили гости, Пили, ложились после. Кричал гость: «Эй ты, работай!» И маменька работала. Один недодал целковый: «Я тебе дам такого!..» Потом Сенька стащил у барышни платок. Закричала та: «Обокрали… Вот он! Вот!» Сеньку поучили, визжал он: «Простите Христа ради!» А барышня плакала в платочек: «Среди бела дня и грабят!» Была барышня хорошенькая… А потом в приюте постегали немножко. Господа приезжали: «Ты испорченный мальчик, Надо жить честным трудом». А потом? А потом Семен стал Дроздом. Пил, крал, Груньку бил, жал, Груньку, Дуньку, Сашку, Машку — Баб было много. Побывал в четырех острогах. Ограбил банк целый. Месяц кутил, и всё ему надоело — Красть, убегать, В тюрьме сидеть, с девкой спать. Стал жить чем попало, Даже не крал, а так — баловался, Сильно пил. Летом в лесу возле дач жил, Собирал грибки И давил кобелей с тоски. Семен Дрозд в чайную ходил, Водку пил, Глядел на дачи И решил: «Прирежу кого побогаче — Вот господина Михеева, Очень уж млеет он. Врешь, Михеич, от Дрозда не уйдешь!» Ходит Семен, у Семена нож. «Теперь зря: спит, кончится в минутку. Нет, я лучше, чтоб нам поговорить, — утречком». 3
Утром Игорь Сергеевич брал ванну. Думал: «Странно, Как в воде хорошо и всё забываешь… Вот еще один день начинается…» Тогда вошел в ванную Семен, Без сапог, с ножом. Игорь Сергеевич выскочил из ванны, все залил водой. «Таля, Нелли! Здесь кто-то чужой! Я не понимаю! Где вы? Ради бога! Послушайте, что вам угодно?» Никто не пришел, было слышно за дверьми, Как играла Нелли «до, ре-дьез, ми». Семен глядел, как Игорь Сергеевич плакал, Как с него вода текла на пол, Глядел на короткие волосатые ноги И закричал вдруг: «Родненький, Как же ты… нагишом?» И бросил нож Семен, Снял с себя жилетку: «Вот, прикройся… возьми это!» — И жилетом его покрыл. Игорь Сергеевич визжал, звонил: «Помогите, ради бога! Убивают! Что вам нужно? Я не понимаю! Деньги? Я отдам, я поделюсь со всеми! Сколько? Я всё заплачу! Я жить хочу!» Услыхали, пришли, Семена Дрозда увели. О заступница, его увели куда-то, И осталась на мраморе грязная тряпка — И остался твой дивный плат! Они его не хотят! 4
Семена привели в камеру, он харкнул, Повалился на нары И уснул крепким сном. Чудный ему приснился сон — Видит он: большая улица — ну как Тверская, — Идет по ней человек согнувшись, что-то тащит, потом обливается, Все едут на трамваях, поглядывают, Что, мол, котомка изрядная, Поглядывают, посвистывают, Семен видит человека совсем близко, И несет он будто огромный крест, И крест тот с земли до небес, И говорит Семену: «Устал я. Подсоби мне малость». Проснулся Семен, шепчет: «Всё я снесу! Господи! Я его понесу, И если в Сибирь придется, И если придется в „ротах“. Я могу! Господи! Я помогу!» Надзиратель кричит: «Эй ты, потише! Такой-сякой, чтоб тебя не было слышно!..» Семен Дрозд Его понес! Тихо. Под окном часовой ходит. А там на свободе Гремят пролетки, звенят трамваи. День еще продолжается. Господа! Молитесь за Семена Дрозда. 15 июля 1916
335. ПАРИЖ