Может быть, лондонцы и выстояли бы. Может быть, они бы и изменили весь ход истории, если бы повели себя умнее, а их вожди были мудрее.

«Лондон — великий город, — говорится в «Песни о битве при Гастингсе» XI века, — самый богатый в стране, и в нем полно упрямых жителей. Защищенный слева стенами, а справа рекой, он не боится врагов и не опасается, что его возьмут штурмом». И в конце концов именно цинизм лондонцев и распри между ними привели к тому, что город и вся страна оказались в руках Вильгельма.

Целый месяц после битвы при Гастингсе Вильгельм кружил вокруг города в надежде, что Лондон падет к его ногам. За стенами существовала пронормандская группировка, и правда — двор Эдуарда Исповедника демонстрировал склонность к нормализации. Но на тот момент пронормандцев было меньше, чем просаксонцев, которые поддерживали притязания некоего Эдгара Этелинга.

Надо понять, что Лондон в этот период был мультикультурным водоворотом. За последние семьдесят лет он столько раз переходил из рук в руки — от английских правителей к скандинавским и назад, — что к моменту прихода Вильгельма в Гастингс город кишел англосаксонцами, и англодатчанами, и англокельтами, и англонормандцами, не говоря уже об иностранных купцах со всего мира.

И если кто-то шел в лавку купить фунт требухи, то никогда не знал, на каком языке говорить. Пока лондонцы ругались на разных языках, в войсках Вильгельма вспыхнула дизентерия. Он попытался сдвинуть дело с мертвой точки и атаковал южную часть города, где дотла сжег почти весь Саутворк, и тем не менее победителя битвы при Гастингсе отбросили — и, может быть, это значит, что и лондонцы могли добиться большего, будь они дисциплинированнее.

Вильгельм отошел на юг и на запад и в конце концов переправился через Темзу аж в районе Уоллингфорда в Оксфордшире, прежде чем повернуть к Беркхамстеду в Хартфордшире. Отсюда он направил новое предложение лондонцам сдаться — и опять город медлил. Была уже осень 1066-го, и болезни и тяготы походной жизни косили ряды нормандской армии.

За стенами города защитниками руководил некий Ансгар-констебль, которого в некоторых хрониках называют «мэром» Лондона. Ансгар был ранен в Гастингсе, и его, как героя, внесли в город на носилках. Много недель, а может, и месяцев Ансгар держался.

Он бы стоял до победы, если бы не подвели его же собственные союзники. Эдгара Этелинга, англосаксонского ставленника, предположительно поддерживали Эдвин, граф Нортумберленда, и его брат Моркар. В критический момент они, похоже, куда-то исчезли — ушли на север и увели туда свои войска. Другой союзник Эдгара, архиепископ Стиганд, переметнулся на сторону Завоевателя, и к декабрю 1066 года Ансгар не устоял.

Подобно Светонию Паулину, Вильгельм вошел в город по дороге, которая сейчас называется Эджвер-роуд, но повернул направо на нынешнюю площадь Сент-Джайлз-сёркус и расположил свой штаб в Вестминстере. Там он соорудил «машины для осады и воздвиг огромные строения и железные рога таранов, чтобы разрушить город… чтобы превратить бастионы в песок и камня на камне не оставить от гордой башни».

Не совсем ясно, что подразумевает Ги Амьенский под «гордой башней», но, наверное, речь идет об остатках римских укреплений. Говорят, что Ансгар и компания оказали отчаянное сопротивление даже теми небольшими силами, которые у них оставались. Но рыцари Вильгельма оказались сильнее. Они «причинили много страданий Лондону смертью множества его сыновей и горожан».

Вильгельм был коронован королем Англии в день Рождества 1066 года. Обстановка в городе была такая напряженная, что церемония чуть не закончилась трагедией.

Перебежчик архиепископ Стиганд был удостоен чести водрузить английскую корону на нормандскую голову (хотя в том же году уже короновал Гарольда) и обратился к английской аудитории с вопросом по-английски, признают ли они Вильгельма своим королем. Они прокричали свое согласие — попробовали бы они этого не сделать в окружении нормандских рыцарей.

Епископ Кутанса Жоффруа (Джеффри) затем задал этот же вопрос по-французски для той части публики, которая не говорила по-английски. Нормандские рыцари рявкнули «да!», да так мощно, что стража снаружи испугалась — решила, что там происходит переворот. Они подожгли соседние здания, и все собрание выскочило — кто бороться с огнем, а кто грабить дома. Горстка священников и монахов осталась освящать короля, который дрожал с головы до ног. Что же касается Ансгара, то его земли в Энфилде были конфискованы, а сам он занял скромную должность священника в Вестминстерском аббатстве.

Во многих смыслах нормандское правление просто продолжило то, что было до него. Новый король издал знаменитый указ для лондонцев, в котором он очень дружелюбно приветствовал всех свободных горожан — французов и англичан — и заверил их, что все законы Эдуарда останутся в силе. «Ия повелеваю, чтобы каждое дитя наследовало после смерти отца, и я не допущу, чтобы кто-либо причинил вам зло. Да хранит вас Господь», — сказал великодушный новый правитель. Лондонская политическая система осталась нетронутой, просто саксонский бейлиф мягко превратился в нормандского шерифа, и лондонцы, в общем и целом, сохранили те свободы, которые получили при Исповеднике. По словам Уильяма из Пуатье, одного из самых льстивых нормандских летописцев, англичане были просто в восторге от того, что их завоевали.