— Будь таким же дружелюбным, как и я, Марсден, — произнес он. — Уж извини, но думаю, что если бы ты был на моем месте и я увидел бы в тебе искреннее желание помочь, какое есть у меня, то я бы воспринял его правильно.

Вновь Марсден поглядел на собеседника с подозрением.

— Помочь? Помочь как? — резко спросил он.

— Это как раз то, что я хотел бы услышать от тебя. Например, ты, вероятно, все еще работаешь?

— О, моя работа! — Марсден с презрением махнул рукой. — Попробуй что-нибудь другое, Ромарин.

— Ты ничем не занимаешься?… Ну что ты, я не такой плохой друг, и ты как никто другой поймешь это.

Но Марсден сделал ему знак остановиться.

— Не так быстро, — сказал он. — Давай-ка для начала посмотрим, что ты имеешь в виду под помощью. Ты действительно хочешь сказать, что не прочь бы давать мне в долг? Я сейчас именно так понимаю помощь!

— Тогда ты сильно изменился, — произнес Ромарин, однако, сам подумал в глубине души, действительно ли Марсден изменился в этом отношении.

Марсден захохотал.

— Ты ведь не думал, что я не изменился, не так ли? — он внезапно наклонился вперед. — Это ошибка, Ромарин, большая ошибка.

— Что ошибка?

— Эта наша… встреча. Крупная ошибка.

— Я надеялся, что нет, — воздохнул Ромарин.

Марсден вновь наклонился к нему, сделав другой жест, очень знакомый Ромарину. В руке у него был кухонный нож — лезвием вверх — и он постукивал им по столу, подчеркивая важность какой-либо мысли.

— Говорю тебе, это ошибка, — вертя нож, повторил он. — Нельзя вновь вскрывать прошлое таким образом. Ты на самом деле, не хочешь ворошить все, а лишь некоторые вещи. Ты хочешь копаться, выбирать между воспоминаниями, одобряя или осуждая. Должно быть, где-то во мне есть какая-то черта, которую ты ненавидишь меньше остальных — между прочим, ума не приложу, что это; и ты хочешь обращать внимание только на эту черту и закрыть глаза на остальное. Так не получится. Я не позволю. Я не дам тебе так копаться в моей жизни. Если хочешь вспоминать, вспоминай все или вообще ничего. И я хочу выпить еще.

Он положил нож на стол со стуком. Ромарин обратился к официанту.

На лице Ромарина отражалась боль… Он не отдавал себе отчет, что до этого смотрел на Марсдена свысока, с чувством превосходства. Но Ромарин вновь сказал себе, что нужно проникнуться пониманием. Те люди, которые не вышли победителями из схватки с жизнью, легко подвержены обидам, как сейчас Марсден; все же, это тот же самый Марсден, человек, с которым Ромарин хотел примириться.

— Ты не справедлив ко мне, — произнес он негромко.

Вновь нож поднялся в воздух, и его острие приблизилось к Ромарину.

— Нет, справедлив, — слегка возвысил голос Марсден и указал на зеркало в конце стола. — Ты знаешь, что преуспел, а я, по всей видимости, нет. Нельзя, взглянув в это зеркало, не заметить этого. Но я следовал своей дорогой не менее последовательно, чем ты. Моя жизнь принадлежала всегда только мне, и я не собираюсь извиняться за нее ни перед кем на свете. Более того, я ей горжусь. По крайней мере, насчет нее у меня всегда было определенное намерение. Поэтому я считаю, что очень справедливо указать на это, когда ты говоришь о помощи.

— Возможно, возможно, — немного печально согласился Ромарин. — Больше, нежели что-либо еще, все усложняет твой тон. Поверь, у меня нет иных намерений, кроме дружеских.

— Нееет, — протянул Марсден задумчиво, решая что-то и, наконец, допуская истинность слов Ромарина. — Нет, я верю. А ты обычно получаешь то, на что нацелился. Ах, да, я следил за твоими успехами — взял себе за правило наблюдать за твоим восхождением. Порой было трудновато, но ты забрался на самый верх. Ты из таких… Твоя судьба, она у тебя на лбу написана!

Ромарин улыбнулся.

— Ха, это что-то новенькое! — произнес он. — Если мне не изменяет память, раньше у тебя не было обыкновения рассуждать о судьбе. Погоди минутку… Ты скорее говорил что-то о воле, страсти, насмешке над невозможностью чего-либо, над авторитетами и так далее, и тому подобное… Не так ли? И всегда было подозрение, что ты совершал поступки скорее из теоретических убеждений, нежели исходя из своих желаний.

Беспристрастный наблюдатель сказал бы, что эти слова почти попали в точку. Марсден собирал ножом крошки разломанного хлеба. Он составил из них квадрат, затем отрубил углы. Только когда крошки приняли ту форму, какую ему хотелось, он поднял на Ромарина мрачный взгляд.

— Оставь эту тему, Ромарин, — резко сказал он. — Брось. Забудь. Если я тоже начну вспоминать, мы вспорем друг другу брюхо. Чокнемся стаканами — вот так — и забудем.

Ромарин на автомате протянул свой стакан, но его тревожили путанные мысли.

— Вспорем друг другу брюхо? — повторил он.

— Да. Забудем.

— Вспорем друг другу брюхо? — вновь повторил Ромарин. — Ты меня поставил в тупик.

— Что ж, возможно, я неправ. Я только хотел предупредить тебя, что в свое время на отважился на множество поступков. А теперь оставим этот разговор.