— А как же — «сперва административно, а потом медицински»? — удивилась Анна.

— Когда начнется настоящая битва, все перемешается, даже если не будет атомных ударов, а с ними — тем более, — просто и без изысков объяснил хирург. — Никакое осмысленное управление тыловыми средствами окажется невозможно. Поэтому лучшее, что можно будет сделать — осознать, что «потом» наступило, надеть белый халат, взять скальпель и встать к операционному столу. В случае прорыва нашего фронта шанс погибнуть в любом месте войскового или даже армейского района примерно одинаков. Так что, как в старом анекдоте, я хочу умереть во сне, как мой дед, а не визжа от страха, как его пассажиры.

Лесницкая очень внимательно взглянула на Александра, словно астроном, который изучает загадочную, но очень интересную звезду, меняя оптические инструменты по ходу исследования.

— Я не понимаю, — сказала она. — Совсем недавно вы просто… — она на мгновение запнулась, но не стала смягчать изначальную формулировку. — Бежали от раненых. А сейчас говорите, что сами станете искать рядовой хирургической работы.

— Наверное, плохо объяснил. Я не бежал. Там, где работает Юдин и его группа, мои хирургические умения ничего не усилят. У него любой ассистент талантливее меня. А для обычного медсанбатовского уровня я очень хорош, и пользы там от меня будет гораздо больше. Так… Мы подъезжаем. Берите ваш чемоданчик, сейчас будем решать вопрос.

Вадима Козинова, среднего сына владельца медицинской мануфактуры «Козинов и партнеры», удалось застать почти на пороге офицерской гостиницы. Там он провел короткую ночь, собираясь в дальнейший путь вдоль линии фронта, по полевым госпиталям. Несмотря на старательно культивируемую Козиновыми консервативную русскость во всем, от названия до имен, Вадим больше походил на немца или француза — с узким лицом, бритый, в щегольском костюме-тройке и с тщательным — волосок к волоску — пробором.

— Пожалуйста, скорее, — вежливо, но нетерпеливо попросил фабрикант. — Машина ждет, а мой график и так сорван. Батюшка будет весьма недоволен.

Троица в составе государственного контролера, хирурга-консультанта и промышленника устроилась прямо в столовой, за угловым столиком. Им никто не мешал, помещение было почти пусто, лишь в дальнем углу торопливо хлебал суп пехотный поручик, время от времени косясь на новенький орден Святого Петра на груди. Анна изящным движением разложила веер бумаг с печатями и размашистыми начальственными подписями. Козинов поджал губы, мгновенно уйдя в глухую оборону.

Суть проблемы Поволоцкий уяснил еще по пути, благо, особых заморочек там не оказалось. Современная медицина, в том числе и военная, требовала обширного набора сложных и дорогих инструментов. В числе прочего — аппаратов для наркотизации, а так же искусственной вентиляции. Агрегаты были разными по конструкции, но все так или иначе вели происхождение от индивидуальных дыхательных аппаратов подводников и изготавливались на соответствующих предприятиях, входящих в единый «промышленный куст» Козиновых. Механизмы «от Козинова» работали выше всяких похвал, маска мирного времени при гарантии в пять лет служила десять-пятнадцать, после с ней еще лет десять тренировались студенты, а затем она списывалась в ветеринарию. Но после начала войны производство пришлось увеличивать в разы, отвыкая от идеологии «мало, дорого, идеального качества» в пользу «много, дешево, приемлемо». Ведь в военное время аппарат, который не брошен или разбит в течение года, можно отправлять в музей.

Для того, чтобы получилось «много» и «дешево» пришлось на ходу менять технологию изготовления. Три месяца назад Козиновы перешли с меди на силумин, но первые партии начали быстро выходить из строя — недопрессованный эрзац трескался, сделанные из него испарители крошились, как говорили медики «от пристального взгляда». Детали следовало очень быстро заменить, причем крайне желательно на еще более дешевые.

Козинов в целом был совершенно согласен с нареканиями, признавал факт недоработки, от имени мануфактуры обязался как можно скорее исправить поломки, заменив все испорченные детали… но с солидной доплатой за внеплановую работу и срочность. Поволоцкий, играющий роль требовательного тарана, намекал на то, что так недолго и по саботажной статье пойти. Козинов оскорблено перечислял срывы поставок, проблемы смежников, нехватку мощностей, жаловался на то, что треть его квалифицированного персонала принудительно перевели на военные заводы — собирать артиллерийские взрыватели и зенитные ракеты. Рассказчику эти аргументы, наверное, казались новыми, но и Анна, и Александр, слышали их не первый и даже не десятый раз, поэтому должного впечатления они не производили.

Через четверть часа такого разговора Поволоцкий осатанел и твердо решил, что сейчас он даст хлыщу в морду, а затем накатает подробную жалобу лично Его Величеству.

И в этот момент в разговор вступила Лесницкая.

— Вадим Гостомыслович, Александр Борисович, — вежливо, очень мягко и почти задушевно пропела она. Так умеют говорить лишь самые одаренные и хитрые дщери Евы, вкладывая в каждое слово нотку некой интимности, тайны, всегда обещающей больше, чем дающей. — Давайте немного умерим пыл.

Поволоцкий сморщился, но разжал кулаки, Козинов так же чуть расслабился, хотя так и не опустил надменно задранного подбородка.

— Вадим… Мне можно так вас называть? — обратилась Анна к Козинову. Фабрикант держал оборону стойко, но голос красивой брюнетки, словно пение сирены, проник даже в закаленную как сталь душу миллионщика. — Вы упускаете из виду один очень значимый нюанс.

— Который? — осведомился Вадим.

— Подумайте. Война, так или иначе, закончится, и если победят наши враги, деньги вам уже не понадобятся. Но мы ведь верим в победу сил добра, не так ли? В этом случае…