— «Ай да, медикус», — подумал Александр, провожая его взглядом. Похоже, решил действовать, не откладывая в долгий ящик. Хорошо! Кузина императора непременно пожалуется, но пока жалоба пробежит инстанции, даже коротенькие, да пока выяснятся обстоятельства…

— Здравствуйте, Александр, — негромко произнес за спиной знакомый голос.

Консультант выпрямился, отклеившись от столба и с безмерным удивлением узнал Анну Лесницкую. Другой костюм, куда более утилитарный и подходящий обстановке, волосы, собранные в простой пучок на затылке, все тот же прозрачный чемоданчик с бумагами.

И все тот же смеющийся взгляд, полный загадочной и добродушной иронии.

— Здравствуйте, — пробормотал он, чувствуя, как румянец неудержимо заливает лицо. Александр понадеялся, что сумерки скроют краску.

— Вы не слишком ответственны, господин хирург-консультант, — сообщила женщина очень строгим тоном, но с веселыми крошечными чертиками, прыгающими в уголках глаз. — Когда мы расставались, вы обещали закончить увлекательное повествование об африканских приключениях. Но теперь я вынуждена искать вас. Как не по-джентльменски! — укорила она.

— Простите, — лихорадочно оправдывался хирург. — Я искал вас. Даже писал…

— Даже писали… — протянула она со скорбным и чуточку насмешливым видом, словно показывая, как жалко и нелепо выглядит оговорка «даже».

— Да, я писал, но мне пришлось адресовать на почтовый ящик учреждения, ведь вы не оставили своего, — заторопился Александр. Он словно раздвоился. Одна половина трезво нашептывала на ухо, что он ведет себя как мальчишка, совершенно не по-взрослому. Но другая испытывала невероятную радость от самого факта встречи и решительно отметала все сопутствующее. Поволоцкий никогда еще не чувствовал себя так странно и необычно в присутствии женщины — как будто вдохнул эфир и упивался летящим восторгом эйфории, но при этом сохраняя умеренно здравый рассудок и память.

— Это сомнительное оправдание, — все так же строго констатировала Анна. Она улыбнулась и на мгновение стала похожа на юную смеющуюся гимназистку. — Но, пожалуй, я вас прощу. В счет будущих заслуг.

Александр легко, с неожиданным изяществом опустился на колено и искренне пообещал:

— Я оправдаю ваше доверие.

Еще в юности Поволоцкий прочел серьезное американское исследование о влиянии психического состояния на физиологию. Там, в числе прочего, был практический пример некой дамы, которая чувствовала себя совершенно разбитой и изможденной после долгого рабочего дня в конторе. Но, будучи приглашенной подругами на танцы, вселилась до упаду полночи, без тени усталости. Примерно так же себя чувствовал консультант — легко, весело, с невероятным приливом чувств и эмоций. Как много лет назад, когда настоящая жизнь только начиналась, и весь мир лежал перед юным хирургом.

В прифронтовой зоне не так уж много развлечений, но Александру и Анне хватало просто прогулки в обществе друг друга, неспешной и душевной. И разговора, обо всем сразу и ни о чем конкретно.

— Да, есть одна вещь… — Лесницкая внезапно посмурнела, как будто разрываясь между необходимостью сообщить нерадостную весть и нежеланием омрачать вечер.

— Говори…те, — Поволоцкий в последнюю секунду вспомнил, что это всего лишь вторая встреча и переход на «ты» был бы неуместен.

Анна вздохнула, с неподдельной грустью.

— Юдин умер.

Несколько шагов они прошли в молчании, медик пытался осознать новость, но никак не получалось. Юдин не мог умереть, он просто был, всегда и неизменно, как живое воплощение медицины, строгой, но милосердной. Он не мог умереть, как не может умереть наука о лечении.

— До вас еще не дошли новости. Я так и думала… Он консультировал, оперировал, почти двое суток. Там была диверсия. Крушение поезда с призывниками. Потом передал раненого ассистенту и сказал, что немного посидит в сторонке, отдохнет… Операция была тяжелая, все увлечены процессом. А когда закончили и обратились к Сергею Сергеевичу… Уже все. Мне говорили, Вишневский плакал. Говорил, что только-только примирились и начали двигать науку вместе…

— Да, вот так и уходят титаны, — получилось немного напыщенно, но Поволоцкий не нашел иных слов, потому что все именно так и было.

Анна промолчала, легко ступая по высокой траве.

— Знаете, я как-то открыл его «Размышления хирурга» — и удивился, как легко и непринужденно автор пишет о древнегреческих поэтах — но почему он раз за разом призывает читателя претерпеть невзгоды и сохранять бодрость? Потом уже узнал, что именно эту главу он набросал, когда был на затонувшем лихтере-«ныряльщике». И я тогда подумал — каково было писать эти спокойные строки одному, при аварийном освещении, рядом с трупом, в отсеке, который понемногу подтапливало?.. [6]

— Примите его эстафету, — очень серьезно и совсем не по-женски посоветовала Анна. — И несите далее, как бы тяжело не было.

— Да, — согласился Поволоцкий. — Куда мы денемся… Все, что я мог подготовить, я подготовил. Пойдет поток раненых, я буду работать, пока не свалюсь, потом умоюсь холодной водой, уколюсь кофеином и буду работать дальше. Когда проснется дракон…

— Дракон? — не поняла спутница, и медик осознал, что проговорил мысли вслух.

— Да, дракон, — нехотя пояснил он. — Мне так представляется образ будущей битвы. Там, дальше, дремлет дракон. Сейчас он только возится и похрапывает во сне, но скоро проснется и потребует жрать… А нам, на хирургические столы, повезут недоеденных…