На веранде сидела кошка и злобно смотрела на прайса горящими глазами, явно намереваясь испепелить его. Прайс взял ее с перил (она взялась не сразу, словно срываемый с дерева плод) и приласкал. Кошка сделалась мягкой и по-женски замурлыкала. Невидимая в темноте птица пролетела низко над землей, всколыхнув крыльями воздух. Кошка навострила уши, и тонкие коготки впились прайсу в плечо.

Он посмотрел вверх. Неподвижные, словно вырезанные из камня, пальмовые листья застыли в ожидании солнца. Мир был нарисован прозрачной акварелью. (Моне, — заметил кто-то внутри прайса, Мунк! — возразил кто-то другой). Над крышами таяло розовое марево сновидений, обнажая погибшие желания спящих. Только одна Венера теплилась на светлеющем небе, печатая под ногами прайса его уродливую тень с кошачьими ушами.

Вчерашний день, по отношению к которому прайс благополучно умер, все же чем-то напоминал о себе, смутно, словно давно просмотренный фильм. Память обрывалась приходом полиции, но последним вечерним лучом выявляла лайву, которую он любил вчера. Прайс даже пожалел о безвозвратно ушедших мгновениях, что противопоказано каждому, кто хочет быть свободным и счастливым.

Он выгреб из кармана мелочь и, взвесив ее на ладони, убедился, что сегодняшнее утро обеспечено. В левом нагрудном кармане куртки, в непосредственной близости от сердца, обнаружилась записка, нацарапанная косметическим карандашом. Вот что разобрал прайс при таинственном свете Венеры:

Прайс перевернул бумажку. На обороте было то же, только обращенное зеркально.

Что-то мелькнуло в голове и сразу пролетело; воспоминание было неуловимым, как сон — нечто от Италии — виноградная веранда в солнечном контражуре и тонкий женский профиль… Предчувствие нового приключения переполнило прайса. Он приблизился к пальме, обнял и поцеловал ее. Кошка выскользнула из рук и невесомо опустилась на землю. Пальма не отвечала, словно неопытная девчонка…

Что-то зашумело над головой. Заспанный ай, листом прошелестев по крыше, выпал из небытия прямо к его ногам. Ай ударился копчиком об асфальт и несколько минут не мог встать, корчась от боли.

— Ты как? — спросил прайс, — сначала просыпаешься, а потом отпускаешь руки, или наоборот?

— Наоборот, — сказал ай, протирая детскими кулачками глаза.

— А я все не могу научиться, — вздохнул прайс.

Ай был инопланетянином и не скрывал этого. За пазухой он всегда носил летающую тарелку, которая днем нагревалась от его живота.

Они зашагали вниз, к морю, меж игрушечных домиков. Черная кошка вприпрыжку (совсем по-собачьи) бежала за ними. То был тот утренний час, когда природа готовится к восходу солнца, когда торжественен и безмолвен мир, когда замирает не только движение соков в древе, но и колебания атомов внутри материи, а наши, созревая, падают с крыш.

С невысокого дома на Виноградной улице свалилась грета, осыпав прайса и ая брызгами росы. Грета наткнулась зрачком на бамбуковый росток и попросила ая дунуть ей в глаз.

С крыши ресторана слетели фул и смайл. Оба они были немного шутами, поэтому, увидев наших, по-птичьи замахали руками и закудахтали, давясь от хохота, несмотря на ушибы и сломанные ребра. Редкие прохожие, в основном, местные жители, спешившие на раннюю работу, испуганно жались к стенам улиц, стараясь незаметно прошмыгнуть мимо.

Наши шумной ватагой вывалили на набережную, и вовремя — до восхода светила оставалось несколько минут.

В том месте, где должно было появится солнце, края неба и моря сплавились, лишний раз доказывая, что горизонт — такое же абстрактное понятие, что и, скажем, эллипс.

Прайс увидел птицу, летящую над морем на юго-восток. Часто работая крыльями, она набирала высоту, и был в ее полете какой-то непостижимый смысл, будто в небе, в этой лазурной пустоте, ждет ее некая цель. И вдруг вспыхнула птица желтым огнем и расправила крылья, паря в горячих лучах, и прайс ощутил всей кожей солнечный жар, словно сам был этой счастливой птицей. Высокие деревья наполнились внезапным светом с вершин до корней, все пришло в движение, зашевелилась листва, пальмы расправили пальцы, из-за горизонта выплеснуло солнце, перед глазами распахнулась ослепительная бездна, и в этой бездне повисли черные скалы Адалар… Здравствуй!

C утра на аллеях собирались наши, расстилая свои разноцветные одеяла в тени великолепной тропической растительности.

— Где спалось? — спросил у прайса леннон, устраиваясь на японском коврике и, не дожидаясь ответа, повернулся к грете, чтобы поцеловать ее руку.

Грета сняла свою розовую рубашку, затем, немного поколебавшись, расстегнула и сняла б… Ее округлые, тронутые оливковым загаром паоа свободно стекли на живот. Сразу, как чувствуя, появился полис и мягко попросил грету одеться.