Сердце у Парамонова заныло от нехорошего предчувствия. Он стал беспокойно озираться, тут двери вагона медленно раздвинулись, и вошел пассажир. Лицо его было неестественно бледным и страшно изуродовано. Из открытых ран на лбу, щеке и шее сочилась густая темная кровь. Одежда бедняги была такой грязной, словно его протащили волоком по всему составу. Но самыми страшными казались глаза — они были мертвыми.

Парамонов застыл от ужаса. Он уже готов был ко всему, но пассажир, не глядя на него, медленно проследовал по проходу и скрылся за противоположными дверьми. Не успел Парамонов перевести дух, как в вагон вошел еще один странный пассажир. Как и первый, он был чудовищно изувечен. У него было перерезано горло, выбит глаз, а лицо представляло сплошной кровоподтек. Парамонов почувствовал, как от страха к горлу подкатывает тошнота. Он весь покрылся липким потом. Боясь даже моргнуть, Парамонов смотрел на обезображенное лицо и не понимал, что происходит.

Вслед за вторым появился третий пассажир, затем четвертый, пятый. А дальше они потянулись сплошным потоком. Вздувшиеся и посиневшие, с размозженными головами и переломанными шеями, кровоточащими ранами и вывернутыми конечностями. В полнейшей тишине они шли друг за другом и исчезали за дверью. И тут Парамонов вспомнил слова билетерши, которые посчитал глупой шуткой. Отсчитывая ему сдачу, она сказала, что каждое последнее воскресенье октября в последней электричке появляются все те, кого зарезали или забили в ночных поездах. Они молча проходят по вагонам в надежде отыскать своих обидчиков, и не дай бог кому-то из шпаны появиться у них на пути.

Рисунок Алексея Евтушенко

Минут через пятнадцать поток мертвецов стал иссякать, а затем и вовсе сошел на нет. За окном появились огни, и Парамонов вдруг осознал, что снова слышит стук колес.

В Москве Парамонов перекрестился, выскочил из вагона и побежал к вокзалу. В два часа ночи он был совершенно безлюдным. Шаги Парамонова гулко отдавались во всех уголках здания, и проскочив турникет, он поспешил на улицу. Там он добежал до остановки такси, сел в первую попавшуюся машину и только после этого с облегчением вздохнул. «Куда?» — не оборачиваясь, мрачно спросил водитель. «Домой», — как-то даже весело ответил Парамонов. «Домой, так домой», — проговорил водитель. Машина рванулась с места и водитель тихо добавил: «Лично я уже дома». Парамонов хотел было назвать улицу, на которой жил, но глянул в зеркало заднего вида и осекся. Он увидел, что у водителя начисто отсутствует добрая половина лица. «Останови», — сиплым голосом едва выговорил Парамонов, но водитель лишь сильнее надавил на газ.

Парамонов любил это время года. Конец октября в сухую погоду навевал на него несколько печальные, но приятные мысли о том, что только здесь, в средней полосе, можно по-настоящему оценить и насладиться картинами засыпания и пробуждения природы, тогда как на вечно зеленом юге, где лето никогда не кончается, жизнь протекает более монотонно, в одних и тех же декорациях.

Парамонов медленно шел по узкой дорожке парка Сокольники и любовался остатками порыжевшей листвы берез и дубов. Неожиданно из-за деревьев вышел человек. Он был высоким, под два метра, в больших темных очках и со спортивной сумкой через плечо. Незнакомец вежливо поприветствовал Парамонова и сказал:

— Да, в это время года здесь очень красиво. Я тоже часто гуляю в парке. Особенно люблю октябрь и начало мая.

— Вы местный? — поинтересовался Парамонов.

— Да, я живу недалеко от метро Сокольники.

— Так вы, наверное, и историю парка знаете? — с вежливой улыбкой спросил Парамонов.

— Конечно, — ответил незнакомец. — Это бывшие места царской соколиной охоты. Отсюда и название. А в черту города парк попал только в конце XIX века.

Они поговорили о старой пожарной каланче, незаметно перешли на живопись. К удовольствию Парамонова, незнакомец оказался приятным, образованным собеседником. Неожиданно незнакомец огляделся и тихо проговорил:

— А вы знаете, что в нашем парке объявился насильник?

— Сокольнический маньяк? Да, слышал, — ответил Парамонов.

— И не боитесь здесь гулять? — удивился незнакомец.

— Мне-то чего бояться? — сказал Парамонов. — Его интересуют молодые девушки.

— Не скажите, — мягко возразил незнакомец. — Последней его жертвой был юноша.

— Я давно не юноша, — улыбнулся Парамонов. — И вряд ли ему понравлюсь. Маньяков-геронтофилов не бывает.

— Как знать, как знать, — загадочно произнес незнакомец. В это время на дорожке показался еще один гуляющий. Он был небольшого роста, коренастый, с рыжей клочковатой бородой, но выглядел вполне безобидно. Парамонов и его собеседник остановились.

— Еще один любитель прогулок, — сказал незнакомец, и Парамонов поправил его:

— Вряд ли. Похоже, он торопится.

Человек подошел к ним, внимательно оглядел обоих и обратился к спутнику Парамонова с вопросом:

— Вы сокольнический маньяк?

— Да, — ответил собеседник Парамонова.

— Здравствуйте, — обрадовался бородатый. Он протянул ему руку и представился: — Я битцевский. Понимаете, коллега, я специально сюда приехал, чтобы обсудить с вами кое-какие проблемы. Посоветоваться. — Он глянул на Парамонова и спросил: — А вы из какого парка?

— Нет, нет, я не из какого, — отступая назад, испуганно ответил Парамонов. Он вдруг резко развернулся и со всех ног бросился бежать. Не чуя под собой ног, Парамонов несся по аллеям пока за деревьями не показались дома и улица. Только тогда он обернулся. Позади никого не было, и Парамонов остановился. Он прижался спиной к дереву, взялся за сердце и прошептал:

— Бывает же такое. Ну, повезло!

Через дорогу перебежала девушка. Она быстро поравнялась с Парамоновым, прошла мимо, и Парамонов крикнул ей вслед: