Л.В.Шапошникова своими книгами продолжила лучшие традиции русских ученых и писателей, так же как и традиции русской индологии, основание которой положил И.П.Минаев. Она продолжила не только изучение классической индийской культуры, но и жизни этой страны во всей ее сложности и многообразии. И каждый ее новый рассказ о сегодняшней Индии крепит нашу сердечную дружбу с великим индийским народом.

НИКОЛАЙ ТИХОНОВ

— Кто здесь профессор? Кто здесь профессор? — прокричали снаружи, оттуда, где лил дождь и все было сырым и промозглым,

Я сидела в автобусе, а автобус стоял посреди небольшой площади города. Город назывался Меркара. Я глянула в окно и увидела человек пять мужчин под зонтиками. Их брюки были высоко засучены. Все пятеро одновременно вскидывали зонтики, как будто старались разогнать пелену дождя, заслонявшего от них автобус.

– Кто здесь профессор? — очень дружно вновь прокричали они, но в их голосах уже не чувствовалось уверенности и напористости.

Поскольку все остальные пассажиры в автобусе молчали и не обращали внимания на этих пятерых, я набралась смелости и, высунувшись в окно, сказала:

– Я профессор.

Что-то малодушно екнуло у меня внутри, хотя я знала, что в Индии каждого преподавателя называют профессором.

– Я профессор, — менее уверенно повторила я. — А вы кто?

— Мы представители Курга, — дружно проскандировали пятеро и бросились к подножке автобуса, держа зонтики на перевес.

— Сюда, профессор, мы вас прикроем.

В какой-то момент зонтики напомнили мне шпаги — пять боевых шпаг, прикрывавших мое вступление в Кург. Потом шпаги вновь превратились в зонтики, галантно и мирно защищавшие мою голову от дождя.

— Я налоговый чиновник — Говинда, — сказал один из пятерых. — Мы все рады, что вы к нам приехали.

— Да, да! Все курги очень рады, — подхватили остальные четверо. — И генерал Кариаппа тоже очень рад.

— Ну раз так, — ответила я, — то я тоже очень рада.

— И прекрасно, — обрадовались снова курги. — Вот только извините нас за дождь.

— С дождем у вас вышла промашка, — сказала я. — Да, да, — покорно согласились они.

В джипе на какой-то момент курги перестали радоваться, замолчали и стали серьезными. Теперь я могла разглядеть их получше. Горбоносые, тонкогубые, быстроглазые. Их жесты были порывистыми и быстрыми и не напоминали замедленных, изящных движений южан.

Через некоторое время джип остановился у дома, очертания которого были размыты сумерками и дождем.

— «Сударшан». Правительственная гостиница, — сказал Говинда.

Я вошла в комнату с высоким потолком темного дерева. В камине шипели, потрескивая, сырые дрова. Посредине комнаты стоял таз, куда методично падали с потолка капля за каплей.

Чиновники Курга, отсалютовав на прощание шпагами-зонтиками, удалились. А я еще долго стояла посреди комнаты и смотрела то на дрова в камине, которые никак не хотели разгораться, то на таз, куда одна за другой падали капли…

Все началось гораздо раньше этого дождливого майского дня 1970 года.

Несколько лет я жила в Индии и изучала южноиндийские малые народы. Мне удалось побывать в джунглях штатов Ориссы и Кералы, где обитали австралоидные племена. Я работала несколько месяцев в Нилгири среди племени тода. Я видела и наблюдала племена Тамилнаду и Андхра Прадеш. И казалось, что моя работа уже близится к концу. Картина народов Южной Индии становилась для меня ясной, и я не обнаруживала в ней пробелов. Я оставалась в этом невольном заблуждении до тех пор, пока не была приглашена в 1964 году на дасиру в Майсуре — большой праздник, связанный с эпосом «Рамаяна». Это была последняя дасира, которая праздновалась с соблюдением всех традиций и церемоний в ставке бывшего махараджи Майсура.

— Больше вы такого не увидите, — сказал мне мой приятель Бадами. — Потом, конечно, в Майсуре будут праздновать дасиру, но в ней уже не будет пышности, не будет аромата исчезающей средневековой Индии.

И я решила отправиться в Майсур, чтобы ощутить этот аромат. Действительно, я увидела нечто необычное. Весь город был наполнен пестрой и шумной толпой, дворец махараджи украшали лампочки иллюминации. Всадники в высоких тюрбанах застыли у входа. По двору маршировали в красно-зеленой форме пехотинцы армии махараджи и гарцевали уланы. Сам махараджа в парчовых, шитых золотом одеждах благословлял своих подданных. А к вечеру через весь город потянулась процессия, напоминавшая грандиозное театрализованное представление. Шли раскрашенные слоны, снова гарцевали бело-синие уланы, степенно вышагивали верблюды.