Шрифт:
„Я щекотки боюсь“, – объяснила я.
„Щекотки? – Маргарита сделала круглые глаза. – А кто тебя щекочет? Что за ерунда?…“
„Не знаю“.
Ну, тут Маргарита психанула:
„Что за дурацкие ответы! Совсем вы распустились!.. Вот я приеду – возьмусь за вас! – Она выхватила цветы у Шмаковой. – Обязательно возьмусь!“ – И убежала.
Автобусы медленно и плавно проплыли мимо нас. Кто-то помахал нам рукой, кто-то состроил ехидную рожу, и еще мы увидели, как улыбающаяся Маргарита устраивалась на переднем сиденье с цветами.
Двор сразу опустел. Только что он казался тесным и маленьким, а теперь сразу стал большим. Все уехали, а мы остались вместе с малышами из младших классов.
До сих пор я не понимала, просто не думала про это, что все уезжают, а мы остаемся, и виновата в этом вроде бы я. А теперь подумала.
В это время весь наш класс понуро поплелся обратно в школу за чемоданами, а компания Мироновой окружила нас. И у всех были одинаковые глаза: злые, колючие, чужие – все они были против меня!
Может, я впервые вздрогнула… Страшно, когда один против всех, даже если ты прав.
И тут началось, тут понеслось…
Валька заорал:
„У-у-у, змея! Нашипела!“ Так заорал, что вокруг все посторонние услышали: он был самый горластый в нашем классе.
Все, кто не успел уйти, кто был во дворе, стали оглядываться. Первоклашки, которых еще не брали на экскурсии, подняли писк и визг:
„Где змея?… Где змея?…“
„Вот она! Вот она, детки! Смотрите! – Рыжий толкнул меня. – Гремучая! Не подходите к ней, а то укусит!“
Малыши застыли от ужаса. Они же первый раз в жизни видели гремучую змею в образе человека.
Ребята наступали на нас с Димкой и наступали, выкрикивая:
„Подлиза!“
„Доносчик!“
Димка засуетился:
„Ребята, вы чего?… Мы же еще не разобрались!“
„Разобрались, – отрезала Железная Кнопка. – И твердо решили – никакой пощады!“
А Васильев перепугался:
„Так это серьезно?… Бессольцева, ты это сделала?! Скажи, скажи им, что ты пошутила“.
„Какие уж тут шутки! – пропела Шмакова. – Правда, Димочка?“
Димка не ответил.
„Сжечь ее на костре!“ – заорал Рыжий.
Но теперь над его словами никто не рассмеялся.
„Ну бойкот, ну зачем же так!“ – суетился Димка.
„Я говорил, говорил, – восторженно заголосил Васильев, – он с нею заодно! Ух, Сомов, ты у нас заработаешь!..“
„В круг! – приказала Железная Кнопка. – Крепче держите друг друга за руки, чтобы они не выскочили!“
Они сцепились руками, круг превратился в колесо, которое должно было переехать меня и Димку.
„Что же такое получается, – не унимался Валька, – Сомов против бойкота, и ему все сходит с рук? А?… Бойкот Сомову!“
„Тихо! – Железная Кнопка вошла в круг и спросила Димку: – Сомов, ты против бойкота Бессольцевой?“ Меня она вообще не замечала.
Димка посмотрел на меня и снова промолчал.
„Молчит – значит, против!“ – крикнул Рыжий.
„Тогда и ему бойкот!“ – решила Железная Кнопка.
„Мне? – испугался Димка. – Бойкот?…“
„Допрыгался!“ – захохотал Валька.
„С этой минуты, Сомов, ты перестаешь для нас существовать“, – сказала Миронова.
„Был Сомов и испарился!“ – веселилась Шмакова.
„Миронова, послушай…“ – начал Димка.
Но та отвернулась от него.
„Шмакова, и ты против меня?“ – удивился Димка.
„Конечно, – ответила Шмакова. – Я с предателями не вожусь“.
„Бей их!“ – Валька бросился на Димку.
От страха я закрыла глаза.
Васильев разорвал круг и схватил Вальку, прежде чем он налетел на нас. Димка рванул меня за руку, и мы убежали.
Ленка улыбнулась:
– Он почти вынес меня на руках… Да, да… Оказался силачом!
– Ну конечно, – съехидничал, как мальчишка, Николай Николаевич. – Он у тебя самый сильный и самый храбрый.
Ленка не заметила ехидства Николая Николаевича.
– А когда мы вырвались, – продолжала она, – то услышали за собой топот. Они кричали нам вслед, и я узнавала их голоса.
„В погоню-у-у!“ – это Миронова. „Бей их!“ – Валька. И Шмакова: „Бойко-о-от!“ Их крики нас подгоняли, мы бежали изо всех сил, не оглядываясь.
Мы добежали до парикмахерской и остановились передохнуть. Я почти успокоилась.
Мне было весело, что Димка меня спас. Сначала я его, потом он меня – разве не здорово.