Шрифт:
необычный голос, не имеющий ничего общего с мяуканьем и фырканьем, которые были
Вам знакомы. Этот преобразователь, – профессор указал налево, – совершает чудо, соединяя звуки и преобразовывая их в звуки человеческой речи, в данном случае – кастильской. Преобразование совершается автоматически. Наше исследование состояло в том, чтобы подготовить инструменты, посредством которых можно осуществить переход от кодов кошачьего языка к человеческому слову. Все дальнейшее – это дело кота.
Меня бросило в возбужденно-паническую дрожь, когда я услышал пронзительно-
горловой голос. Я трясся от переполнявших меня эмоций – у меня не было ни малейшего сомнения в том, что прибор обращался ко мне голосом Ио. С самой первой страницы текста перед нами предстала столь значительная фигура, что я решил издать воспоминания, приурочив их к пятой годовщине со дня смерти Ио.
Профессор Арлона прервал запись, но не убрал руку с переключателя, заставляющего
пленку крутиться:
– Хочу Вам сказать, прежде чем продолжить, что эта запись содержит обороты кошачьей
речи не только выразительнее и эмоциональнее тех, которых добились мы, но они также и более понятны. Поразительного качества запись! Простите меня за излишнюю эмоциональность. Больше того, содержание записи нас поразило, восхитило, да что там, привело в восторг. Были моменты, когда мы подумали, что это обман, чистой воды надувательство. Но это невозможно. Никто, ни один человек не был бы способен так хорошо и так долго имитировать кошачью речь. Уверяю Вас, сейчас Вы увидите эту запись, которая является маленьким литературным произведением с глубокими психологическими наблюдениями. Она рассказана языком, свидетельствующим о серьезном изучении и хорошем знании человеческого языка.
Арлона повернул переключатель, испытывая противоречивые чувства, и мы продолжили
слушать… голос Ио. Это продолжалось больше двух часов. Все это – правда. Я сам на протяжении всей нашей встречи не переставал удивляться, восхищаться и пугаться
одновременно. Тогда-то я и решил опубликовать воспоминания этого “глупого кота”,
который так хорошо нас знал. Что могло произойти? Разозлилась бы малышка Бегония на
то, что Ио назвал ее эгоисткой? Но я сам столько раз называл ее так… Пострадали бы
чувствительность и скромность Луиса Игнасио от этих непроизвольных воспоминаний,
невзначай пробужденных к жизни проделкой “глупого кота”? Не думаю.
По поводу публикации я посоветовался с профессором Арлона, и эта идея показалась
ему очень хорошей, особенно если я и дальше дам возможность его группе изучать с
научной точки зрения воспоминания Ио. Да никаких проблем.
Я обсудил этот вопрос с Бегонией-матерью. Сначала она мне не поверила. “Это все
твои уловки”, – сказала она мне. Потом, слушая запись, которая начала преобразовываться в листки, усомнилась в напечатанном. И в самом конце сказала мне, что я сам должен все
решить. Она даже позволила себе поиронизировать на этот счет, заявив:
– Он же называл тебя “тот, кто всем заправляет”, разве не так?
Однажды, записывая все на бумагу, я снова позвонил профессору Арлона, чтобы
разрешить одно сомнение. Он с легкостью решил проблему и спросил:
– А кстати, от чего умер Ио?
– От открытой язвы желудка, так сказал нам ветеринар. Внутреннее кровотечение
открылось прямо во время сна. Ио спал в ногах Луиса Игнасио.
– Я подозревал, что эти проблемы с очищением желудка были серьезными.
Я заканчиваю свои комментарии и пояснения к этой истории на самом деле с грустным
чувством. С нами всегда происходит одно и то же, когда от нас навсегда уходят наши любимые, близкие нам души. Человек признает, что был скуп в выражении своих чувств, в проявлении любви к живущим вместе с ним на протяжении его жизни. Мы вообще не
щедры на любовь. Публикация воспоминаний Ио, кроме всего прочего, еще и попытка
загладить свою вину за холодность, сдержанность и сухость, за недостаток нежности в
прошлом. В его воспоминаниях сквозит неприкрытая, огромная любовь и безграничная
нежность в изучении и оценке семьи, которая являлась и его семьей. Что касается меня, со мной он тоже был ласков и любил меня, возможно, чуточку на расстоянии. Хотя, взглянув
хорошенько, было бы более справедливым сказать, что его отзывы о моей персоне более
критичны, чем отзывы об остальных. В конечном счете, я понимаю, что в его
воспоминаниях я едва ли был кладезем добрых побуждений. И какой я теперь?