В принципе образуется определенная четкая дихотомия: попытки удержать власть всегда оказываются нелегитимными, попытки захватить власть, наоборот, всегда легитимны. В рамках такого парадоксального деления любое движение к смене власти становится обреченным на успех. Виртуальные объекты легко побеждают объекты реальные, поскольку пришедшие извне правила как раз строятся на базе виртуальных объектов. Возможно, в западном мире они строятся на базе реальных объектов. Но на нашей территории они принципиально искусственны.

И даже оранжевый цвет оказался в революционном наборе совершенно случайно, как говорил Алексей Ситников в своем выступлении в Санкт-Петербурге. «Всю аудиторию мучил сакраментальный вопрос: «Так почему же все-таки оранжевый?». Здесь опять все было просто и скромно. Как объяснил Алексей Петрович, «раз Янукович выбрал своим цветом голубой, а флаг Украины содержит два цвета – голубой и желтый, то нам ничего не оставалось, как взять желтый. А поскольку на крупных заводах наши заказы не брали, приходилось размешать их в подполье, где за качество продукции не ручаются. Вышло так, что первая партия шарфов получилась оранжевой. Ее сразу разобрали, а когда подошла вторая, уже правильного – желтого – цвета, люди говорили: «А мы не будем их брать, наш цвет – оранжевый» [11].

Виртуальность привлекает внимание создателей революционных технологий по причине расширенного спектра возможностей, которые предоставляет эта сфера. Герои и злодеи просто маркируются путем приклеивания действующим лицам ярлыков, что дает возможность форматировать действительность так, как это требуется для целей кампании. Затем происходит оперирование не с реальной, а с виртуальной действительностью, которая заранее выстраивается нужным способом.

Виртуальная действительность дает колоссальные возможности по управлению восприятием. Михаил Гефтер вспоминал интересную особенность довоенной жизни: «Железного занавеса для нас до войны не существовало. Не было ощущения отторженности – будто есть какой-то «мир там», не мой, меня в него не пускают, и я в течение жизни его не узнаю. Мир был дома. Эти революции в Китае, Германии, повсюду – мои!» [12. – С. 115]. Разрушение СССР началось с разрушения виртуальной зашиты, выстроенной в сталинское время. Пришли новые герои, новые контексты действий, разрушив старый виртуальный мир, а вслед за его разрушением состоялось и разрушение мира реального. Нельзя сохранить реальный мир в том же виде, если рушится мир виртуальный.

Базисная мифология, как признается, более сильно влияет на бессознательное, чем сознательное [1 3]. Именно в этой сфере находятся мотивы нашего поведения, задающие понятность и «внятность» окружающего нас мира.

Если американский миф строился на основе мифологии Дикого Запада, в рамках которого действует супергерой, то для советской мифологии были характерны три «строительные площадки»: революционная, производственная и военная. В революционной и военной парадигме советский герой боролся с врагами: внутренними в первом случае и внешними во втором. В производственной парадигме борьба шла с неживым противником (углем, стратосферой и так далее). Все три парадигмы близки американскому варианту в том, что враг ведет себя всегда некорректно и не по правилам.

Постсоветская революционная парадигма строится на мифологии, в рамках которой уже власть проявляет себя как враг, поскольку характеризуется и как бандитская, и как коррупционная. Именно она порождает жертвы, а герои из оппозиции должны защитить народ от этой власти. Здесь герой-оппозиционер, словно настоящий супергерой, также приходит ниоткуда (в данном случае он живет вне властной принадлежности). Он вызывает власть на дуэль, от которой та уклоняется. Тогда герой апеллирует к массам, призывая их определить, кто прав, а кто виноват. При этом враг в любую минуту готов нарушить мирное сосуществование. В изложении слушателей семинара Ситникова последний вариант развития событий представал в следующем виде: «Оранжевая революция гремела перед нами на экране проектора, а Ситников вешал откуда-то из темноты. Когда он дошел до слов: «Мы не решались вывести людей на улицы, так как не были уверены, что Кучма не выпустит танки и не будет крови», – я даже испугался: какие же все-таки могучие люди – эти пиарщики! Такие мощные инструменты у них в руках, что майдан Незалежности, сердце Украины, столько времени стоял на ушах и стал желанной Меккой не только для тех, кто за Ющенко, но и для тех, кто просто любит повеселиться, да и вообще для всех. Я думаю, даже электорат Януковича снимал свои голубые шарфы, чтобы «хоть одним глазком» [11].

Виртуальность вовлекает и увлекает, ведя за собой. Революционная виртуальность рождает новые миры, тем самым способствуя трансформации реального мира, который рушится и трещит по швам от ударов виртуальных героев.

УПРАВЛЕНИЕ БОЛЬШИМИ массивами людей возможно только с помощью привлечения методов по организации и реорганизации виртуального мира, когда достаточно велика роль интерпретаторов, задающих то или иное понимание фактов и событий. Французская революция крушила Бастилию, чтобы освободить узников в количестве… шести человек. Однако созданный образ «диктатора» требовал соответствующего протестного реагирования.

Только виртуальная составляющая может активировать большие массы людей на принципиально новый для них вид поведения – протестный. При этом подобные виртуальные объекты должны обладать большим числом реальных реализаций, создавая определенный mix виртуального с реальным, поскольку человек реагирует на тот тип виртуального объекта, который достаточно четко соотнесен с реальностью.

Революции свойственно усиленное нагнетание символизаций: враг / друг, злодей / жертва должны получить материальное воплощение. Внедряется понятная интерпретационная схема, базирующаяся на противопоставлении «мы» и «они». Для того чтобы занять «их» место, «мы» должны победить «их».

Но так как «враг» хитер и коварен, он обязательно будет пытаться нас обмануть. Но теперь эта потенциальная его уловка не пройдет: «мы» не дадим. Сюжет революции всегда один: «мир – хижинам, война – дворцам». Власть должна быть кровавой, бандитской, преступной, а оппозиция народной, справедливой и свободной.

Происходит заполнение всех потенциально возможных ходов символическими действующими лицами. Так, оранжевая революция активно сводила все внутренние действия к проявлениям внешних сил – США и России, которые в руках у каждой из сторон становились проявлением мирового зла. Все выносилось за пределы Майдана к более сильным в символическом плане игрокам: виртуальный Ющенко тяготел к США и Европе, виртуальный Янукович – к России, что, кстати, одновременно говорит об отсутствии у Украины собственного глобального проекта, поскольку развитие мыслится только как присоединение к чужим глобальным проектам: европейскому или российскому.