Если раньше армия Лжедмитрия II была нужна Жолкевскому как дополнительная угроза русской столице, то после присяги москвичей королевичу ситуация изменилась. К тому же гетману привезли новые инструкции от Сигизмунда III. Король недвусмысленно требовал, чтобы Россия подчинялась ему, а не сыну. Жолкевский попал в трудное положение. Объявить русским об изменении условий — нечего и думать! Такая весть легко могла объединить московских патриотов с казаками Лжедмитрия. К тому же король не прислал денег для наемников, которые из-за задержек жалованья уже начинали волноваться. Средства на оплату «войска» могла дать только Москва. А потому ссориться с боярским правительством гетман не стал. Вместо этого он решил «задушить Россию в дружеских объятиях».

27 августа войска Жолкевского и Мстиславского окружили стан самозванца. «Сапежцы» перешли на сторону короля, а Лжедмитрий II с Мариной бежали к Калуге в сопровождении атамана Заруцкого и донских казаков. Устранив угрозу столице, гетман стал настаивать на быстрейшей отправке дипломатической миссии к королю. Жолкевский добился, чтобы главным послом Семибоярщина назначила Василия Голицына. Высшим духовным лицом, представляющим интересы церкви, по просьбе гетмана и с согласия Гермогена стал Филарет Романов. Всего в составе посольства выехало пять членов Думы, 42 дворянина из 34 городов, много купцов, священников и других московских «чинов». Жолкевский постарался отправить под Смоленск самых активных российских политиков. Поскольку от новых, еще неизвестных русским требований Сигизмунд отступать не собирался, эти люди должны были стать заложниками, обеспечивающими лояльность оставшихся в Москве родственников.

Не все послы изъявляли готовность спорить с королем за интересы страны. Даже глава миссии, князь Василий Голицын, однажды прилюдно заявил Гермогену: он и другие бояре станут, конечно же, просить, чтобы Владислав крестился в православную веру, «но если его величество королевич и не согласится на это… волен Бог да государь: если мы ему уже крест целовали, то ему нами и править»{130}. Однако своеволие дипломатов не было в России чем-то исключительным. И от него в Москве давно уже придумали «противоядие»: подробный наказ, где заранее оговаривались все обсуждаемые вопросы и пределы возможных уступок. Такую инструкцию от имени патриарха, бояр и всех чинов Российского государства получили послы и на этот раз. В первой же статье наказа было написано, что Владислав должен креститься еще под Смоленском, во второй — чтобы королевич там же порвал отношения с римским папой, в третьей — чтобы россияне, пожелавшие перейти из православия в католицизм, казнились смертью. Кроме этого Владислав обязался прийти в Москву с малой свитой, писаться русским царским титулом, жениться на православной девице и так далее…

Характерно, что «спорить о вере» на переговорах послам запрещалось. Столь же категорично звучал и пункт о территориальных изменениях — говорить на эту тему наказ не дозволял. По остальным вопросам уступки были невелики: к примеру, жениться Владиславу разрешались и на иностранке, если удастся согласовать ее кандидатуру с патриархом и Думой. Жолкевский понимал, конечно, что столь жесткие инструкции чреваты серьезным конфликтом в будущем. Но он надеялся, что к тому времени, как возникнет проблема, Кремль уже займут польские войска. И тогда, используя грубую силу, можно будет заставить бояр изменить посольский наказ.

Большинство Семибоярщины во главе с Мстиславским сочувствовало планам Жолкевского. Однако первую попытку захвата Кремля сорвал патриарх. Когда полковник Гонсевский осматривал места расквартирования, по Москве ударили в набат. Гермоген при поддержке двух членов Семибоярщины, Андрея Голицына и Ивана Воротынского, собрал у себя на подворье большую толпу. В числе прочих туда пришли и съехавшиеся в Москву члены Земского собора, который по первоначальному плану должен был выбирать царя. После того как людей собралось достаточно много, патриарх вызвал к себе Мстиславского с Жолкевским. Те попытались отговориться занятостью и предложили обсудить все вопросы в Думе. Гермоген пригрозил, что явится туда не один, а с народом…

Лишь после этого Мстиславский с Жолкевским прибыли на импровизированное заседание Земского собора. Патриарх и его сторонники обвиняли Семибоярщину и гетмана в нарушении договоренностей. Жолкевский обещал истребить армию Лжедмитрия, говорили они, а вместо этого готовится к оккупации Кремля. Конечно, Гермоген понимал, что отогнанные к Калуге отряды «царика» большой опасности не представляют. Но ему важно было услать подальше как можно больше польских войск. В этом случае у патриарха появлялся шанс перехватить политическую инициативу и добиться перехода власти к Земскому собору.

Настроение толпы сложно контролировать… Вскоре на патриаршее подворье прибыл вызванный гетманом Гонсевский. Полковник заявил собранию, что он не собирается вводить войска в Москву, а, наоборот, готовит польские хоругви к походу на Калугу. Дворяне и купцы, составлявшие большинство собрания, поверили этим лживым словам и перестали возмущаться. Мстиславский, воспользовавшись паузой, объявил об окончании прений. В заключение он сказал, что патриарху следует смотреть за церковью и не вмешиваться в мирские дела, «ибо никогда такого не бывало, чтобы попы правили государством». Голицын и Воротынский вскоре отступились от Гермогена. За несколько дней Семибоярщина сломила сопротивление союзников патриарха. Одних уговорили, других запугали, третьих заключили под стражу… В ночь с 20 на 21 сентября польские роты вошли в Москву. Часть их вместе с Жолкевским разместилась в Кремле, остальные заняли Китай-город, Белый город и Новодевичий монастырь. Теперь с Мстиславским и его коллегами гетман мог больше не считаться.

Русские послы меж тем медленно двигались к Смоленску. Осенняя распутица не позволяла ехать быстрее. Лишь 7 октября миссия во главе с Голицыным и Романовым прибыла в королевский лагерь. Первая встреча с польскими дипломатами прошла 10 октября. Послы официально попросили, чтобы Сигизмунд отпустил сына на царство. Поляки от имени короля заявили, что он-де желает спокойствия в Московском государстве, а потому подумает над предложением и назначит время для аудиенции. Предметный разговор начался лишь 15 октября. Там радные паны сказали, что королевич еще очень молод [57] и потому король хочет вначале навести в России порядок. Послы на это возразили, что покой в стране наступит быстрее, если королевская армия прекратит осаду Смоленска и уйдет восвояси. А для борьбы с «вором» достаточно и тех войск, что пришли к Москве.