Шрифт:
Неизвестный автор педантично описал все проведенные сенатором переговоры за последний год и аккуратно, по линеечке, разрисовал организационные схемы всех тайных обществ. По сравнению с этим, полная информация по личным и корпоративным счетам казалась доброй шуткой.
Сенатор вытащил из стопки последний листок и прочитал сделанную от руки завершающую надпись, с издевательской вежливостью сообщающую, что по желанию читателя аналогичный труд может быть проделан и в отношении всех коллег мистера Макдауэлла.
Взять себя в руки удалось быстро. Скорее всего, за ним наблюдают. Будем надеяться, что страницы не попали в кадр…
Макдауэлл захлопнул папку и равнодушно отложил в сторону, словно не нашел в бумагах ничего интересного.
Открылась дверь, и в комнату заглянул консультант.
— Сэр?
— Входите, Коули.
Коули выглядел явно озабоченным.
— Сэр, я даже не знаю, как сказать…
— Говорите как есть, это лучшее решение.
— Да, сэр.
Коули взял пульт и максимально увеличил изображения глаз Доброго-Пролёткина, так что остался виден маленький участок кожи под глазом.
— Смотрите, сэр, вы видите вроде бы непроизвольное подрагивание мышцы. Едва заметное, но выраженное. Видите?
— Я это уже видел. Честно говоря, не думаю, что из этого можно извлечь полезную информацию. Скорее всего, простой нервный тик. Нет?
— Нет, сэр. Все дело в программе…
— Какой программе?!
— Программе-анализаторе. Она автоматически определяет колебания объекта и выдает частотные характеристики.
— Частотные характеристики нервного тика? Мудро, — издевательски прокомментировал сенатор.
— Это просто автоматическая функция. Мне сразу показалось подозрительным отсутствие четкого ритма и наличие двух выраженных типов сокращения мышцы: короткого и длинного.
— Коули, вы не могли бы перейти к делу?
— Конечно, сэр. Это безумие, но я отправил полученный спектр в «Вавилон».
Макдауэлл с изумлением посмотрел на консультанта. «Вавилон», между прочим — это самая совершенная в мире программа-дешифратор.
— А вы не пробовали отослать в НАСА? Они давно ищут сигналы внеземных цивилизаций.
Коули выглядел потерянным.
— Понимаю вашу иронию, сэр. Я бы и сам не поверил. Только взгляните на это…
Консультант нажал кнопку на пульте, и на экране появился короткий текст.
Макдауэлл всмотрелся и прочитал:
— Ах, мой милый Августин, все прошло, все… И что это?
Коули откашлялся, прикрывая рот рукой, и тихо сказал:
— Это расшифровка спектра. Собственно, шифра нет — простая азбука Морзе.
Сенатор воспринял информацию на удивление спокойно.
— То есть вы утверждаете, что русский при помощи лицевых мышц передает сообщение с текстом дурацкой песенки? Я правильно понимаю?
— Да, сэр, — твердо сказал Коули, — именно так.
Макдауэлл задумался. Он непроизвольно барабанил пальцами по подлокотнику, и негромко напевал «Августина». Получалось необыкновенно фальшиво.
— Хорошо, Коули, — наконец сказал сенатор, — вы свободны.
Консультант коротко поклонился и вышел, а Макдауэлл, дождавшись, когда он закроет дверь, вскочил с кресла и почти бегом направился к столу, где стоял изящный портфель из драгоценной крокодиловой кожи с замочками из белого золота. Как там говорил русский: «двадцать седьмая страница, третья строка сверху»?
Сенатор бережно достал из портфеля небольшую книжицу в коричневом кожаном переплете. Томик бесподобного Сунь Цзы был его талисманом и нескончаемым источником мудрости. «Искусство войны»… А что, скажите, наша жизнь, как не война всех против всех? Простые слова древнего китайского полководца указывали верный путь и помогали поддерживать душевное равновесие.
Макдауэлл быстро пролистал страницы. Вот она, двадцать седьмая… Третья строчка. Восьмая глава — «Девять изменений».
«Бывают дороги, по которым не идут; бывают армии, на которые не нападают; бывают крепости, из-за которых не борются; бывают местности, из-за которых не сражаются; бывают повеления государя, которые не выполняют».
Сенатор поспешно захлопнул книжку.
Советники Гофман и Добрый-Пролёткин встретились в буфете администрации. Если кто-то считает, что там предлагают исключительно черную икру с ананасами и фуа-гра, то глубоко заблуждается. Антураж сего заведения не отличался особой изысканностью: бледно зеленого цвета стены, столы, покрытые дешевой клеенкой, ситцевые занавесочки на окнах. Гофман, например, взял полстакана сметаны и сдобную булочку, а Иван Степанович ограничился чаем, да и то для того, чтобы не сидеть за столиком впустую.