— Дорого, конечно, но пока устроит.

— Ещё бы мы хотели, чтобы вы пропустили наши караваны с солью через вашу территорию к северу.

— Пропустим. Но вы заплатите пошлину за проход в размере 5 процентов от товара. И ещё — никакой продажи соли на территории Казачьего войска — вся торговля солью тут принадлежит администрации войска. Согласны?

— Хорошо, — Бахтияр недовольно пожамкал губами. — Пусть будет так. Ждите первые караваны с солью через полтора–два месяца.

— И ещё одно, уважаемые, — добавил Николай. — Никаких обид местному населению. Если я узнаю, что ваши джигиты нападают на местных, трогают местных девушек или отнимают имущество у людей — не обижайтесь — перевешаю всех на осине и товар конфискую. Это понятно?

— Вы уж больно жестко подходите к этому вопросу, уважаемый атаман! — рявкнул Бахтияр. — Люди молодые, горячие. Мало ли что может быть, а вы всех наказывать будете? Не по правде это будет.

— По правде. Это — наша земля, и если я узнаю о малейшем беспределе на ней — пеняйте на себя.

— Нехорошо начинать наши отношения с угроз, вам не кажется, уважаемый?

— Это не угрозы, я просто всё расставляю по своим местам, чтобы неясностей не осталось. Вы — гости, пришли в наш дом, вот и ведите себя соответственно и вам все будут рады. А начнёте хулиганить — мы найдем, чем «отблагодарить».

— Да, мы слышали о ваших успехах на войне, каган давал высокую оценку вашим бойцам. Они не хуже наших, — и Бахтияр впился чёрными глазами в Николая.

— Я надеюсь, что нам не придется сравнивать мастерство бойцов! — Николай хлопнул обоими ладонями по столешнице, как бы заканчивая разговор, — Давайте теперь выпьем напитков, поедим вместе, чтобы закрепить договорённости, и я надеюсь, что наше сотрудничество продлится долгие годы.

«Ага… — подумал про себя Николай. — Какие, епрст, годы, того и гляди друг друга перережем. Неееет, надо искать свои соляные копи, нельзя зависеть от этих вероломных скотов».

Стороны посидели ещё с час за одним столом, Николай почти не ел, вяло поддерживая светскую беседу, и вскоре удалился, сославшись на неотложные дела. Гости тоже ушли, сообщив о своём отбытии завтрашним утром. Николай же отправился к допотопной топографической карте, прикидывая — в какую сторону отправить экспедицию для поиска источников соли.

Под ногами мычащих коров поднималась пыль, визжащие и гикающие наездники направляли стадо на восток. Николай угрюмо смотрел на уходящий и скот и думал:

«Кровь, суки, выпили за свою соль. Кому скажи до Потопа — мешок за корову — засмеяли бы. А сейчас деваться некуда. Пока что некуда. Надо думать, как прекратить монополию. Стоит собраться с командирами».

Он резко повернулся и пошёл в здание блокпоста, где состоялся обмен товаром. По договорённости ордынцы привезли соль в обмен на скот. Цены были ужасны. Еще ужаснее было зависеть от своего потенциального противника в таком важном вопросе — а то, что это противник, не сомневался даже малолетний ребёнок, а уж бойцы… бойцы только и ждали, чтобы вступить в бой с извечными своими врагами. Но не время было ещё, не время.

Утром он выехал в столичный город Рось, сопровождаемый эскортом из двадцати всадников. Они шли всё время рысью, и к концу первого дня Николай, особо не утруждающий себя большими переходами, почувствовал, как у него внутри всё протестует против тряски и колыхания. Даже вечерний массаж, сделанный Катькой, не смог привести его в радужное настроение. Только недолгое кувыркание с ненасытной телохранительницей смогло немного расслабить его и привести если не в хорошее расположение духа, то хотя бы не в угрюмо–депрессивное.

Через два дня трясучей рыси с окончательно вытряхнутым нутром Николай со спутниками был уже в городе. Город встретил его суетой. Курились дымы из кузниц, хлопотал различный торговый люд, пронося какие-то лотки, куски копчёного мяса, шкуры и всё остальное, необходимое для повседневной жизни. На пороге дома, охраняемого нарядом казаков, на него с визгом кинулись его дети. Они взахлёб рассказывали, как ходили к дяде Мише и он учил их стрелять и кидать ножи, как играли с Настькой и Валькой, которые прятались за кучей и дразнились, за что были подвергнуты наказанию метанием каменюки в лоб, а потом метатель был эскортирован к маме–Юле и маме–Ксюше для примерной экзекуции. Колян строго отчитал камнеметателя, хотя внутри ржал от души, вспоминая, как в детстве точно так же метнул каменюкой во вредную соседскую девчонку, дразнившуюся и спрятавшуюся за кучей выкопанной земли.

Николай расцеловал обеих своих жён, немного располневших после родов. Это даже шло им на пользу — они стали женственнее и из худых жилистых девчонок превратились в красивых молодых женщин с гладкой кожей, длинными ногами и плавной походкой танцовщиц. Все женщины казаков, вне зависимости от их возраста, проходили курсы боевой подготовки и рукопашного боя, так что в случае чего они спокойно могли со ста метров снять из автомата врага или сломать ему нос удачным ударом. Его жёны тоже были одеты в сверхлёгкую одежду, еле прикрывающую тело, и он сразу почувствовал шевеление в чреслах, когда они висели на нём, обнимая и прижимаясь гладкими упругими телами. Он с трудом освободился от взявших его в полон близких и уселся за стол, на который уже хлопотливо собрали ужин.