Шрифт:
безопасности.
Середина 90-х годов – время утверждения глобального верховенства
США, когда обнаружились, с одной стороны, последствия крушения
СССР, и снижение международного влияния его наследницы - России, а с
другой стороны, неспособность европейцев самостоятельно разрешить
международные конфликты в ближайшем окружении ЕС. Притом, что
внешнеполитический курс Франции характеризовался достаточно резкими
поворотами, он имел в основе одну цель – противостояние тенденции к
однополярному миру. В этих условиях французская дипломатия сделала
ставку на многополярность международной системы и выработала
двойную стратегию реализации этого замысла. Её первым слагаемым стал
прогресс европейской интеграции, превращение Европейского Союза в
фактор умножения международного влияния Франции, в самостоятельный
силовой полюс. Второе стратегическое направление – усиление роли
международных (межгосударственных) организаций в урегулировании
кризисов и в обсуждении глобальных вопросов. Они тесно связаны и
дополняют друг друга. Когда международные инициативы Франции
пробуксовывают из-за отсутствия согласия внутри ЕС, её дипломатия
обращается к стратегическому диалогу с Россией и Китаем, в рамках
избранного клуба постоянных членов СБ ООН, как это случилось в период
иракского кризиса 2002-2003 гг. В последние годы на обоих направлениях
Франция всё более может опереться на поддержку Германии.
В своё время де Голль противопоставлял верховенству двух
сверхдержав идею «равновесия», подразумевавшую отказ от гегемонии и
торжество системы ценностей, разделяемых всем международным
сообществом. В пропаганде этих ценностей видит Франция свою особую
450
миссию. Парадоксальность ситуации состоит в том, что Франция
оспаривает эту миссию у США, а в годы холодной войны именно общность
ценностей была идеологическим стержнем атлантической солидарности. И
эта солидарность пережила холодную войну. В конце 90-х годов, в связи с
расширением НАТО и югославским кризисом стало очевидным, что
окончание холодной войны снизило, но не уничтожило напряжённости в
Европе между Западом и Востоком, хотя граница отчуждённости была
отодвинута на восток. В то же время, рубеж ХХ-ХХ1 веков был отмечен
ростом новых глобальных угроз, источники которых не связаны более ни с
национальной, ни с коммунистической идентичностью и происходят из
конфликта между центрами и периферией высокотехнологичной
индустриальной цивилизации.
Новая система международных отношений рождалась из кризисов, отмеченных печатью этих цивилизационных конфликтов так же, как
данностью глобализации. В конце 90-х годов взгляды французской
политической элиты на вопрос о том, каким должен стать новый мировой
порядок, будь-то голлист Ж.Ширак или социалист Л.Жоспен, совпадали с
позицией европейских и американских приверженцев так называемого
“третьего пути”557: Б.Клинтона, Т.Блэра, Г.Шрёдера, В.Кока и др., унаследовавших дух своей молодости - агрессивного гуманитарного
активизма “молодёжного бунта” 60-х годов. Их знаменем становится
глобализация – создание мирового порядка на основе расширения зоны
демократии и либеральных ценностей во всемирном масштабе. Методы
разрешения косовского, а позже афганского и иракского кризисов
позволили предположить, что это будет система, основанная на моральном, 557 Речь идёт об идейно-политической ориентации, провозглашённой рядом ведущих государственных
деятелей Запада во второй половине 90-х годов. «Третий путь» в политике противостоит как
неоконсерватизму 80-х годов (тетчеризму, рейганомике), так и классическому социал-демократическому
идеалу, показавшему свою недееспособность в преодолении мирового экономического кризиса 70-х – 80-х гг.
Во внешнеполитическом плане сторонники «Третьего пути» являются приверженцами глобализации, которую
они видят в торжестве либеральных и демократических ценностей во всемирном масштабе.