Ставшее весьма важным политическим рычагом в отношениях со многими арабскими странами военное сотрудничество заметно расширилось в 70?е годы. Действенным стимулом послужили выпадение Египта из арабской коалиции и укреплявшиеся военные связи между Израилем и США. Более интенсивный и масштабный характер приобрели поставки оружия, которые поначалу рассматривались лишь как помощь арабам. Потом, возможно несколько неожиданно для себя, обнаружили, что это и неплохой бизнес. Скажем, Ливия к 1992 году за работы по сооружению военных и гражданских объектов в соответствии с соглашением о военно?техническом сотрудничестве от 1970 года заплатила валютой и нефтью 18,0 млрд долларов.

Другой целью советской политики – и ее средством – была поддержка независимости арабских стран. Совпадение в этом вопросе интересов Советского Союза и арабов служило сильнейшим нашим козырем. Идеологические соображения до известной степени все еще оставались константой советской политики, и предпочтение отдавалось странам, которые придерживались, иной раз только на словах, «прогрессивного» курса, но с условием, чтобы социалистические намерения провозглашались «в сцепке» с негативным отношением к США. Во всяком случае, существование в 70?е годы на Ближнем Востоке достаточно влиятельных сил, которые тянулись к советскому опыту, было немаловажно.

Имел для нас Ближний Восток и определенное экономическое значение. Именно в 70?е годы арабские государства стали главными экономическими партнерами Советского Союза в «третьем мире» и важным рынком для нашего промышленного экспорта: в 1970–1990 годах на них приходилось до трети товарооборота с этим миром.

Наконец, свою роль сыграла и особая специфическая чувствительность Москвы к событиям в ближневосточном регионе, некая дань политическому романтизму: ведь именно здесь СССР начал выход в «третий мир».

Общие недостатки «третьемирской» советской политики проявлялись и на Ближнем Востоке (а кое в чем и особенно здесь). И здесь мы переоценили созидательный потенциал националистов, вставших у государственного руля, свою способность оказать на них политическое и идеологическое воздействие. И здесь были ослеплены гулявшим среди них социалистическим поветрием, часто не понимая его характер. Пономарев мог, например, в речи на комбинате в Махалла Эль?Кубра в Египте произнести такие фразы: «Ленин – наш общий вождь. Работы Ленина – энциклопедия строительства новой жизни. Мы открываем вам чашу нашего опыта». А выступая на судоверфи в Александрии, воскликнуть: «Эта ваша верфь особая – это будет первая социалистическая верфь на Средиземном море».

Справедливости ради надо признать: ошибиться было нетрудно, поветрие было очень сильным. Казалось, Советский Союз идет от победы к победе, а арабы близки к тому, чтобы сплотиться в единое государство. Когда вспоминаешь обстановку тех лет в Египте, других арабских странах, поражаешься, как изменилось время: столь сильными были тогда антизападные, антиимпериалистические чувства и приязнь к нам. Характерный факт. Изданная в то время в Каире 16?тысячным тиражом ленинская работа «Государство и революция» разошлась в три дня. Левыми идеями в Египте была увлечена не только часть интеллигенции, но в известной мере и руководство страны. Правда, то была эклектичная смесь различных левых взглядов с достаточно туманными представлениями о социализме и решительным отрицанием классовой борьбы. Мы же настойчиво вели разговоры о марксизме?ленинизме, хотя и оговаривались, будто «не навязываем своего опыта».

Но на общие недостатки нашей политики в развивающихся странах накладывались и региональные слабости и ошибки.

Во?первых, это неспособность эффективно содействовать реализации целей арабских государств в конфликте с Израилем, внутренняя слабость и военная неэффективность наших арабских союзников.

Во?вторых , изоляция от Израиля – одного из основных игроков на ближневосточной сцене, что обеспечивало Соединенным Штатам монополию на связь с Тель?Авивом, а нас лишало возможности распространить советское влияние на все пространство конфликта.

Изменить эту ситуацию было трудно. Не только из?за предубежденности к Израилю или позиции арабов, но и вследствие самой логики холодной войны, в которой Тель?Авив тесно союзничал с Вашингтоном. Между тем в израильском правительстве были люди, которых тяготила слишком большая зависимость от него, которые предпочли бы иметь контакты с СССР, чтобы обрести свободу маневра.

В?третьих, в нашей политике был некоторый, я бы сказал, естественный, проарабский крен, который порождался не только уже названными обстоятельствами, но и тем, что арабы являлись обиженной, пострадавшей стороной, чьи земли находились под оккупацией.

В?четвертых, СССР сотрудничал лишь с частью арабского мира. Нефтедобывающие государства Залива оставались вне нашего воздействия, и в годы холодной войны ничего изменить было невозможно. Эти государства, опасавшиеся «коммунистического проникновения», находились под плотной опекой Соединенных Штатов и были связаны с Западом теснейшими узами, став фактически частью его финансово?экономической и энергетической систем. Именно на этой финансово?нефтяной основе действовал и действует парадоксальный альянс средневековых абсолютных монархий с американской демократией. Так что путь в Эр?Риад – саудовскую столицу – лежал через Вашингтон, а наша политика была как бы привязана к расколу в арабском мире.