На следующий день в ЦК под председательством Лигачева была проведена встреча представителей проживающих в Москве азербайджанской и армянской «элит». Затеянная с самыми добрыми намерениями (должны же «сливки общества» понять бессмысленность, опасность и аморальность взаимного противостояния), она ни к чему не привела. Егор Кузьмич признал серьезность положения: «Национальный вопрос ходом событий выдвинут на первый план. Националистические проявления представляют определенную опасность. События в Азербайджане и Армении поставили страну перед серьезным испытанием». Однако в его речи звучали и слишком знакомые мотивы. «Количество русских, – говорил, например, Лигачев, тоже где?то сокращается, но вы видели, чтобы хоть один русский бастовал?.. Здесь выражается недовольство термином «экстремистские силы», а вернее иной раз говорить о бандитских элементах».

Участники встречи в основном разделились по национальному признаку, и она большей частью напоминала разговор если не глухих, то людей с очень избирательным слухом. Насколько помню, один лишь Муслим Магомаев занял конструктивную, «наднациональную» позицию. На совещании прозвучала мысль, не отторгнутая председательствующим, о предоставлении Нагорному Карабаху статуса автономной республики.

Мое участие в карабахском Деле завершилось семь месяцев спустя. 14 октября состоялась встреча видных представителей московских армян с А. Лукьяновым – тогда уже первым заместителем Председателя Президиума Верховного Совета СССР. И она окончилась ничем. Видно было растущее нетерпение армян. Лукьянов же искал причины событий то в интригах «цеховиков», то в полемике и «сваре» интеллигентов.

Еще раз мне довелось соприкоснуться с карабахской проблемой в июле 1990 года, когда я повез в Ереван послание Президента СССР католикосу Вазгену. И вновь убедился, насколько недооценивалась эта проблема, которая играла роль «бродила» для национального и националистического движения в Армении, а также в Азербайджане и Грузии. Не будет преувеличением сказать, что именно из карабахской проблемы выросла такая ситуация, когда и Армения (наверное, самая прорусская республика на территории бывшего Советского Союза, если, конечно, не считать Белоруссии) тоже пришла к твердому решению отделиться. Здесь я не касаюсь вопроса, насколько это было целесообразно или естественно, а говорю о самом пути, по которому пошла Армения, о предпосылках, которые привели к такому решению.

В докладной по итогам поездки я писал Горбачеву 3 августа:

«Не менее болезненной, чем раньше, остается проблема Карабаха. Это, можно сказать, общенациональная забота, своего рода нервический пункт всей обстановки в республике. Ни один из наших собеседников не упустил случая сказать, что вопреки всем законам, в том числе решениям Верховного Совета, в Карабахе – единственном районе страны – не существует Советской власти, что население там живет в условиях непрерывного прессинга со стороны оргкомитета, который, сталкиваясь с тотальным бойкотом, «опирается на армейские штыки», что под этим же прикрытием форсированно изменяют демографическую ситуацию за счет переселения беженцев из Армении и турков?месхетинцев, что, несмотря на многочисленные заверения центральных властей, 7?километровая дорога, соединяющая Армению с НКАО, остается заблокированной и т. д. и т. п. И независимо от того, насколько обоснованно каждое из этих утверждений, приходится принимать во внимание как реальный фактор своеобразную общенациональную «зацикленность» на этом вопросе.

Собеседники говорили нам, что в результате событий и стрессов последних лет (Сумгаит, Баку, Кировабад, с одной стороны, а с другой – землетрясение и его последствия) в Армении не только у интеллигенции, но и у широких слоев населения возникло своеобразное психологическое состояние: одержимость национальной идеей; всеобщее чувство опасности, порою граничащее с ощущением близости общенациональной катастрофы».

Как же развивались события в Карабахе и вокруг него в «послефевральский» период? В линии, проводимой Центром, наступил следующий этап: возникла готовность обсуждать проблему, признать допущенные республиканским руководством «ошибки» и даже «деформации» при твердой, однако, установке оставить за скобками основные политические вопросы, ограничиться комплексом социально?экономических мероприятий. Эта установка, имевшая свои резоны, не учитывала специфики национального движения: ставшее массовым и «дозревшее» до требований политического самоопределения, оно даже если в его происхождении большую роль играют экономические причины – редко когда может быть умиротворено экономическими уступками и посулами.

Когда же это стало очевидным, Москва перешла преимущественно к силовым действиям, которые практически стали формой «бегства» от сути вопроса и свидетельствовали о том, что она не видит путей его решения. 23 марта Президиум Верховного Совета СССР под председательством Громыко признает «недопустимым, когда сложные национально?территориальные вопросы пытаются решать путем давления на органы государственной власти, нагнетания эмоций и страстей, создания всякого рода самочинных образований» и т. д. Эти «преступные действия» были «решительно осуждены». А 20 июля 1988 г. Президиум Верховного Совета СССР в ответ на решение сессии областного Совета НКАО о ее выходе из состава Азербайджана принимает постановление «о неприемлемости передачи» области и «изменения границ».

Последовавшие события показали, что эти решения, особенно июльские, служили своеобразной подготовкой перехода к курсу на подавление национально?демократического движения армян Карабаха – методу, который будет повторен и в других местах. Вопреки заявлениям Горбачева на мартовском заседании Политбюро, все?таки берутся за «простое дело»: комитет «Карабах» распускается, а его руководителя П. Айрикяна лишают советского гражданства, арестовывают и членов комитета «Крунк».

15 января 1989 г. приостанавливается деятельность облсовета народных депутатов и обкома партии (на деле они распускаются) и создается подчиненный непосредственно Москве «Комитет особого управления» НКАО, который, по заявлению его руководителя А. Вольского, «имеет в своем распоряжении значительные силы внутренних войск». В области фактически вводится военное положение, действует военная комендатура, и именно военные являются «единственно реальной властью в области».

Войска – видимо, по требованию азербайджанского руководства – используются и для вытеснения из некоторых сел армянского населения. Присланный из Москвы второй секретарь ЦК КП Азербайджана В. Поляничко (выдвиженец Организационно?партийного отдела ЦК) курсирует в зоне конфликта в камуфляжной форме и позирует перед телекамерами с автоматом в руке. Азербайджан – на глазах у Центра, если не при его попустительстве – начинает блокаду Армении и НКАО.

Разворачивается кампания против «коррупционеров» в области, призванная приписать им роль «зачинщиков» волнений. Столичные средства массовой информации уверяют, что «народ» страстно хочет «успокоения» и лишь «активисты» этому препятствуют. 20 сентября 1988 г. «Правда» писала: «Но процесс оздоровления в Армении и Азербайджане не по нутру тем, кто замешан в коррупции, взяточничестве и хищениях. Они пытаются переключить внимание общества на вопросы национальных отношений, используют любой повод для разжигания национальных страстей». Позже «Правда» же обвинила руководителей комитета «Крунк» в превращении «своих» предприятий «в источник нетрудовых доходов», а арест в декабре 1988 года его членов подавала как акцию против «группы дельцов, связанных с запрещенным комитетом».