Шрифт:
Шло националистическое переписывание российской истории, ее нарастающее и необузданное возвеличение. Начавшись в конце 30?х годов и разбушевавшись, пройдя через войну и послевоенные годы, этот процесс породил в конечном счете «Россию – родину слонов».
Народы, покоренные огнем и мечом, были объявлены добровольно присоединившимися к России или даже воссоединившимися с нею, а генералы?завоеватели, сброшенные с пьедесталов революцией, героями вернулись на страницы учебников. Территориальные приобретения царей, колониальные захваты самодержавия стали славными главами истории социалистического Советского Союза. Зато, например, Шамиль, еще вчера фигурировавший в качестве лидера национально?освободительной борьбы, был заклеймен как реакционер.
Постоянным мотивом официальной пропаганды было разоблачение национализма, напористые и настойчивые предостережения против него. Зато совершенно исчезла тема великодержавного шовинизма. Этот метод настолько укоренился, что продолжал действовать и в перестроечные годы. На Пленуме ЦК КПСС в декабре 1989 года первый секретарь ЦК Компартии Эстонии Вялас имел достаточно оснований заявить: «Здесь столько раз произносили слово «национализм». Но ни разу “шовинизм”».
В совокупности все это представляло собой гигантский, не столько объективный, сколько искусственный, всячески административно подталкиваемый и стимулируемый ассимиляционный процесс. На «границе» между русским и другими народами Советского Союза возник целый слой «полурусского» населения из инонационалов, не говоря уже о вполне обрусевших «нацменах», которые, вливаясь в русскую нацию, укрепляли ее полиэтнический характер. Разумеется, эти процессы в некоторой мере сказывались и на облике русской нации, на ее традиционных чертах. Все это подтверждается и данными переписей. Если в 1926 году были зафиксированы 194 этнические единицы, то в 1979 году уже вдвое меньше – 101. При получении паспортов детей от смешанных браков настойчиво убеждали записаться «русскими». Такой «обработке» подверглась и моя дочь.
Формула «советский народ как новая историческая общность» также имела в виду его формирование главным образом на основе русской нации, ее языка и культуры. Применительно к нерусским национальностям «советский народ» – это прежде всего форма обрусения в сочетании с определенной социально?идеологической унификацией. Или видоизмененная форма существования русского народа.
Правда, в республиках русские как «некоренная» нация тоже были объектом дискриминации, рассматривались как граждане второго сорта. Но к ним все же относились осторожнее, с инстинктивной оглядкой на Москву. Разумеется, это касалось русских как категории, но не участи конкретного русского человека.
Сталин и его наследники, несомненно, являлись русификаторами. Наверное, никто не сможет сказать, было ли это окрашено у «вождя» каким?то эмоциональным отношением, пиететом к русскому народу и великой русской культуре, благодарностью за его недюжинное «терпение», наконец, психологией обрусевшего человека, который больший католик, чем сам папа. Или же это было чисто головным продуктом и рождено стремлением иметь прочную базу государства («империи»).
Разумеется, русские, как нация, не несут ни малейшей ответственности за деяния российской бюрократии. Более того, хотя объективно эти процессы политически и демографически (в смысле прилива «новообращенных») выглядели выгодными русской нации, по сути они вряд ли отвечали ее интересам и в своем навязанном, насильственном аспекте явились скорее великодержавным выбором «безнациональной» тоталитарной власти. Кстати, мой жизненный опыт говорит о том, что именно в русской среде – среди людей очень русских по своему облику, корням и душевному складу чаще всего можно встретить тех, кто свободен от малейших следов национальной узости и высокомерия. К мне это понятно. Великому народу легче подняться над национальной ограниченностью, занять снисходительную позицию по отношению к националистическому «надуванию щек». А его «великому и могучему» языку вовсе ни к чему административное проталкивание – он сам отлично пробивает себе дорогу.
Следующей в иерархии категорией были «коренные», как говорили тогда, или «титульные», как говорят теперь, нации и образованные вокруг них союзные республики. Как бы ни были ограничены их права, на деле именно они, и только они были субъектами федерации.
Проводимая в республиках политика очень напоминала союзную: та же линия на ассимиляцию, но ориентированная на коренную национальность, переписывание и возвеличение ее истории, кадровая, языковая, культурная и психологическая дискриминация инонационального населения, его экономическое ущемление. Объектом этой политики были и внутриреспубликанские автономии – третья по ранжиру национальная категория.
О судьбе Нагорного Карабаха читатель уже знает. В Грузии же, жаловались абхазы на Съезде народных депутатов СССР (июнь 1989 г.), с 1940 года было упразднено название «абхазский народ», с 1941 года прекратились радиопередачи на абхазском языке, в 1945–1946 годах были закрыты абхазские школы, абхазские названия населенных пунктов заменялись грузинскими, в Абхазию усиленно направлялись грузинские переселенцы. Э. Шеварднадзе в бытность первым секретарем ЦК КП Грузии называл эту политику шовинистической.
Сталинская национальная политика взращивала национализм во всех трех основных точках своего приложения.
В центре – прорусский великодержавный национализм, мягкая, «стертая» разновидность шовинизма поражала слой руководящих кадров, порождая чувство ущемленности у немногих нацменов, «пробравшихся» в высшие коридоры власти.
В республиках – свой государственный микрошовинизм (мягкий или не очень мягкий, а иногда заметно более жесткий, чем в центре), опять?таки поражавший бюрократическую элиту. Ведь, как и в центре, невозможно было воспитываться и воспитывать в атмосфере возвеличения «коренной» нации, дискриминировать иные национальности и не стать на националистические позиции. Характерно, что в связи с событиями в Карабахе руководящие кадры Армении и Азербайджана оказались по разные стороны баррикады на стороне своих соотечественников. А когда обострилось положение в этих республиках, многие из них стали потворствовать националистам. Вот неполный перечень тех из них, кого «успели» или «захотели» наказать по этой причине (ив нем, естественно, нет республиканских верхов). В Армении – 12 руководителей правоохранительных органов городского и районного звеньев, в том числе прокуроры 8 районов, 24 руководящих работника партийных, советских и хозяйственных органов. В Азербайджане – председатели двух Госкомитетов республики и их заместители, министры бытового обслуживания и легкой промышленности, генеральный директор НПО «Нефтелига» и многие десятки других. Но «республиканский» национализм имел и оборотную сторону – антимосковскую, антирусскую, порожденную чувством приниженности в отношении центра, негодования по поводу его «притеснений».
Наконец, национализм дискриминируемых нацменьшинств или осмеиваемых инородцев («жиды», «хохлы», «армяшки», «чучмеки», «урюки», «дикари»), однако разнонаправленный. В республиках – против «коренного» населения (каждая из национальных групп в результате дискриминации «вспоминала» о своей национальной идентичности), в центре, в русских областях – против «главной» нации. Последнее особенно верно применительно к лицам «восточной» и «кавказской» национальностей. Здесь наряду с официальной политикой раздражающую роль играло ощутимое на бытовом и профессиональном уровнях снисходительно?покровительственное, а иногда высокомерное отношение.