А пацаны, вдосталь наигравшись арбузами и охладив их в воде, наконец подплывут к берегу, головой подталкивая арбузы перед собой. А на берегу будут разбивать арбузы камнями и вгрызаться в сладкую мякоть, обмазывая лица красным соком.

И мальчику было приятно, но и немножко грустно это воображать, потому что он себя видел взрослым, швыряющим арбузы в море, а не пацаном, вылавливающим их в воде, впрочем, иногда в мечтах забывалось, что это будет не так уж скоро, и он видел себя среди пацанов, вылавливающих арбузы. Цвет революции в его мечтах обращался в цвет сочной, сладкой мякоти арбуза.

Мальчик был уверен, что раз революционные песни такие красивые, значит, революция была правильная и нужная всем людям земли. Это же ясно. Если бы это было не так, песни не могли быть такими сладостными. Революция была прекрасна. Но потом произошли какие-то ошибки, появились какие-то шпионы, вредители, а власть запуталась и поглупела.

Например, в его родной дедушкиной деревне все не любили колхоз. Иногда смеялись над ним, иногда проклинали.

Они революцию не называли революцией, и это было довольно обидно. Они забыли или нарочно делали вид, что забыли, как она называется.

— Когда пришло колхозное время, — говорили они, а имели в виду, когда пришла революция и новая власть. И мальчик догадывался, что все они в душе считают, что у новой власти никакого другого замысла не было, кроме колхозов, и если они их не сразу ввели, то только для того, чтобы временно усыпить людей, укрепиться, а потом уже всех загнать в колхозы. Обидно было за революцию, но мальчик любил ясность и хотел понять, что случилось.

И мальчик, вглядываясь в деревенскую жизнь, старался понять, почему они проклинают колхоз. Он, конечно, знал, что крестьяне здесь как пахали до революции на быках, так и пашут. Как махали мотыгами, так и машут. Получалось, что если крестьяне на общем колхозном поле машут мотыгами, то работа должна идти лучше. Но почему? Он же видел своими глазами, что все наоборот. Если они на своих усадьбах и в самом деле в охотку махали мотыгами, то на общем поле они, скорее, помахивали ими.

Правда, до революции в Чегеме не было школы. А новая власть построила школу, и дети учились в ней. И мальчик считал, что это очень хорошо. Но почему власть не сказала честно и ясно:

— Мы для вас школу, а вы для нас колхоз. Согласны?

Однажды он с дедушкой стоял в кустах орешника над котловиной Сабида. Дедушка рубил молодняк для фасолевых подпорок, а мальчик очищал его от веток. Вдруг дедушка разогнулся, вытянул руку, сжимающую клювоносый топорик, и ткнул в сторону моря, где в сиреневом туманце виднелся Кенгурск:

— Вон там еще до Большого Снега ваш Сталин пароход ограбил.

«До Большого Снега» означало — до первой мировой войны. «Ваш Сталин» означало — не наш, деревенский, а ваш, городской.

— Как так, дедушка? — удивился мальчик.

— Так, — твердо сказал дедушка и одним ударом топора наискосок подрезал ореховое деревце, — ограбил пароход со своими головорезами. А потом перестрелял их и ушел по Нижнечегемской дороге.

Мальчик тогда не поверил дедушке, хотя он знал, что дедушка никогда не врет. Мальчик решил, что дедушка от ненависти к Сталину спутал его с какими-то абреками. В Чегеме все ненавидели Сталина, считая, что это он загнал их в колхоз.

И так как мальчик любил революцию, а из чудесных песен о революции было ясно, как божий день, что она совершена для народа, ему пришлось пожертвовать Сталиным. Да он его и сам не любил. Он его видел и слышал в киножурналах, и ему было ясно, что Сталин никак не похож на революционные песни. Пришлось его разжаловать из вождей. Но он знал, что в городе вслух об этом еще нельзя говорить.

Кто там еще оставался? Ворошилов. Он его тоже видел в киножурналах. Пожалуй, Ворошилов напоминал революционные песни, особенно когда на коне скакал по Красной площади и принимал парад. Остальные были такой мелочью, о которой и думать не стоит. Как можно было сравнивать козлобородого Калинина с революционной песней? Смешно.

Мальчик обожал революционные песни. Но он хотел, чтобы все было честно. Сталиным пришлось пожертвовать. Колхозами, во всяком случае горными, пришлось пожертвовать.

Шпионы и вредители, конечно, были и есть. Из-за них арестовывают таких невинных людей, как его дядья. Но куда смотрит Сталин?

Нет, он не может быть вождем. Он даже по-русски плохо говорит. Даже у нас здесь в Мухусе лучше говорят по-русски, чем он. А ведь он живет в Кремле. В какой-нибудь бедной сакле в горах еще можно так говорить по-русски. Но не в Кремле… Мальчик тогда не знал, что в Кремле все плохо говорят по-русски, потому что слышал одного Сталина.

Но что же удалось революции кроме прекрасных песен и могучих электростанций? Бесплатная школа, в которую он ходит, как и все ребята. Даже завтраки бесплатные. Правда, всего лишь кусочек хлеба с джемом. Глотнул — и нет. Но ведь идет такая война. Из-за этих завтраков мало кто уроки пропускал.

А что в странах капитала? Полным-полно безработных. А рабочий человек, не говоря о неграх, не может своего ребенка отдать в школу. Денег нет. А насчет завтраков в школе они даже не слыхали. Шамать захотел? Закуси промокашкой.