Вполне вероятно, что нынешнее его положение в Госкомитете по науке и технике не такое значительное, с низкой зарплатой — большое понижение после его карьеры военного. Возможно, он недоволен своей судьбой.

Если он честен в своем явном желании передать ценную информацию американцам и если бы действительно хотел покинуть с семьей Советский Союз, то не был бы настолько многоречив. Если это достаточные основания, то всякая связь с ним представителей канадского посольства очень нежелательна, за исключением строго рабочих связей»{47}.

Ван Влие не мог знать, что Пеньковский — полковник Советской армии, находящийся на службе при Главном разведывательном управлении Генерального штаба и использующий Государственный комитет, куда он ходил в гражданском, как прикрытие. Доктор Харрисон не рассказал Ван Влие о случае в Ленинграде, когда Пеньковский, чтобы заказать обед, отрекомендовался полковником Советской армии. Вернувшись в Канаду, доктор Харрисон, который не проходил специального опроса со стороны канадского правительства, написал письмо поверенному в делах канадского посольства в Москве с благодарностью за помощь, оказанную посольством. Он пошутил в письме, что надеется быть где-нибудь далеко на Аляске, если Пеньковский приедет в Канаду. Харрисон послал письмо в Москву простой почтой, которая, по заведенному порядку, прочитывается КГБ, и мог бы скомпрометировать Пеньковского прежде, чем тот начал работать на Запад. По-видимому, в КГБ не поняли шутку или просто не прочитали письмо.

Пеньковский обратился к канадцам и британцам как раз в то самое время, когда «Компас» находился в Москве, не имея возможности войти с Пеньковским в контакт. В ЦРУ не знали о том, что Пеньковский сделал попытку выйти на англичан, пока Мерримен не сообщил об этом в МИ-6 и его не соединили с центром ЦРУ в Лондоне. 12 января 1961 года ЦРУ предложило МИ-6 свое участие в дальнейшем опросе Мерримена. Англичане не возражали, но ответили, что считают Пеньковского «обычным провокатором». Из-за вопиющей прямоты подхода британская разведка считала Пеньковского звеном цепи, предназначенной для того, чтобы скомпрометировать американского или английского дипломата. ЦРУ пока еще не сообщило британцам, что прошлым августом Пеньковскому удалось переслать письмо со студентом Коксом.

14 января «Компас», человек ЦРУ, посланный в Москву с заданием выйти на Пеньковского, встретился с сотрудниками американского посольства, чтобы обсудить ситуацию. Госдепартамент со своей традиционной осторожностью отказался подвергать риску советско-американские дипломатические отношения, поощряя непроверенного советского офицера, выразившего желание работать на Запад. Посольские чины во главе с послом Томпсоном решили, что Пеньковский — провокатор и посольству даром не нужен. На этом этапе посол мгновенно принял решение. «Компасу» придется держать Пеньковского подальше от посольства и «Дома Америки» во избежание любых неприятных осложнений. Посол снова запретил сотрудникам американского посольства вынимать содержимое тайника, описанного Пеньковским в письме. Посол запретил также использование «Дома Америки» в качестве места, где Пеньковский мог бы передать материалы. Для выхода на контакт с Пеньковским и изъятия материалов, положенных Пеньковским в тайник, «Компас» вынужден был рассчитывать только на свои собственные силы.

ЦРУ могло обратиться за помощью в Британскую секретную разведывательную службу, но многие в Управлении были совершенно уверены в том, что Советы глубоко проникли в саму британскую разведку. В мае 1951 года британские дипломаты Ги Бёрджес и Дональд Маклин перебежали в Советский Союз, а сотрудника МИ-6, работавшего в Вашингтоне с 1949 по 1951 год, заставили вернуться в Лондон, где его считали советским шпионом. Филби вынудили отказаться от причастности к МИ-6, но позже в официальных заявлениях говорилось лишь об его отказе от участия в «иностранной службе». Поскольку официально СИС (Сикрет Интеллидженс сервис) не существует, о МИ-6, чтобы прямо не называть ее, говорили как об «иностранной службе». Формально Филби находился в составе СИС еще в течение пяти лет, поскольку довольно часто именно столько времени и требуется, чтобы открыть дело против подозреваемого лица. МИ-5 и МИ-6 устроили подобие суда, но попытки выдавить из него признание окончились неудачей. В ноябре 1955 года под давлением Дж. Эдгара Гувера было начато широкомасштабное расследование дела Филби, который в парламенте был назван третьим в команде Бёрджеса — Маклина. Сторонники Филби так изложили дело, что многие стали склоняться к тому, что Филби невиновен, и в заявлении министра иностранных дел Г. Макмиллана обвинение против Филби было снято. В 1956 году друзья Филби по МИ-6 Николас Эллиот и Джордж Янг устроили его работать внештатным корреспондентом «Обсервера» и «Экономиста» в Бейруте, в то время как расследование его прошлого продолжалось. В 1963 году МИ-6 направила в Бейрут Николаса Эллиота, чтобы заставить Филби признаться, но тот бежал в Советский Союз [9] {48} .

Беспокойство ЦРУ о безопасности британской разведки совпадало с требованием времени, призывающим действовать. Ни у одной разведслужбы не было в советской военной организации высокопоставленного источника.

Когда решение американского посольства в Москве о том, чтобы не связываться с Пеньковским, дошло до Вашингтона, Дик Хелмс решил искать помощи у англичан. Исходя из того, что нужно было срочно принять решение, может ли Пеньковский быть для Запада добросовестным агентом, и из-за нехватки сотрудников ЦРУ в Москве Хелмс рассудил, что англичане могут быть лучшими помощниками в этом деле. ЦРУ установило особые рабочие отношения с СИС, что подразумевало обмен информацией на самом высоком уровне. Хелмсу было удобнее работать с МИ-6, чем выкладывать все подробности дела Пеньковского Госдепартамента, откуда, как он опасался, могла бы произойти утечка. Хелмс обратился в МИ-6, поскольку она согласилась помочь в осуществлении связи с Пеньковским. Кроме того, в МИ-6 уже знали о Пеньковском, и иного выхода не было, иначе отношения между службами могли натянуться{49}.

Обращение за помощью к англичанам стало неприятной неожиданностью для Бьюлика и Джонсона, начальника советского отдела операций, но альтернативы не было. «Главный урок в деле Пеньковского: никогда нельзя вступать в совместную операцию с другой службой, — вспоминал позже Бьюлик. — Совершенно определенно, что совместные операции удваивают риск разоблачения. Различия в стиле работы двух служб ведут к путанице, недоразумениям и повышают возможность компрометации»{50}. Но, поскольку и сам Пеньковский вышел на англичан, сотрудничество стало неизбежным.

В МИ-6 знали, что предложение Пеньковского предназначалось американцам, и подняли этот вопрос в январе 1961 года в Вашингтоне, когда в штаб ЦРУ приехал Гарольд Таллин Шерголд, один из самых жестких и опытных инструкторов МИ-6. 27 января 1961 года Джо Бьюлик проинформировал Шерголда о первом контакте Пеньковского пять месяцев назад с двумя американскими студентами. В подобной ситуации совместное пользование информацией было обычным делом, но совместная работа стала необходимой. Бьюлик был готов рассказать Шерголду об инициативе, начатой Пеньковским в августе, и показать ему документы по У-2 и RB-47. Англичан все еще приходилось убеждать.