Шрифт:
— Не думаю, что здесь очень приятно во время шторма.
Эмили Брент согласилась.
— Не сомневаюсь, что зимой дом закрывается, — сказала она. — Ну, во-первых, ни за что не удастся уговорить слуг здесь оставаться.
Вера пробормотала:
— Да и вообще, трудно найти слуг.
Эмили Брент заметила:
— Миссис Оливер по-настоящему повезло, что удалось заполучить эту пару. Женщина — отличная кухарка.
Вера подумала: «Забавно, как старики всегда путают фамилии». И сказала:
— Да, по-моему, миссис Оуэн действительно очень повезло.
Эмили Брент как раз вынула вышивку из сумочки. Она уже собралась вставить нитку в иголку, как вдруг замерла.
Она резко спросила:
— Оуэн? Вы сказали Оуэн?
— Да.
Эмили Брент резко заявила:
— Я никогда в жизни не встречала никого по фамилии Оуэн.
Вера уставилась на нее.
— Но, конечно…
Она не закончила предложения. Дверь открылась, и к ним присоединились мужчины. За ними в комнату последовал Роджерс с кофейным подносом. Судья сел подле Эмили Брент. Армстронг подошел к Вере. Тони Марстон направился к открытому окну. Блор с наивным удивлением разглядывал медную статуэтку, дивясь, неужели это причудливое переплетение углов действительно должно быть изображением женской фигуры. Генерал Макартур стоял спиной к камину и дергал себя за маленький белый ус. Обед был чертовски хорош. Его настроение поднялось. Ломбард листал страницы «Панча» [17] , который вместе с другими газетами лежал на столе возле стены.
17
«Панч» — сатирико-юмористический журнал, издастся в Лондоне с 1841 года.
Роджерс обошел гостей с подносом. Кофе оказался хороший. По-настоящему черный и очень горячий.
Все пообедали прекрасно и теперь наслаждались собой и жизнью. Стрелки часов указывали 9.21. Наступила тишина, приятная насыщенная тишина. И в этой тишине раздался Голос. Он ворвался безо всякого предупреждения — предостерегающий, нечеловеческий, пронизывающий…
— Леди и джентльмены! Прошу тишины!
Все были поражены и напуганы. Все оглядывались, смотрели друг на друга, на стены. Кто говорил?
Голос продолжил, ясный и высокий.
— Вам предъявляются следующие обвинения:
Эдвард Джордж Армстронг, вы 14 марта 1925 года стали причиной смерти Луизы Мэри Клис.
Эмили Кэролайн Брент, 5 ноября 1931 года вы стали ответственной за смерть Беатрис Тэйлор.
Уильям Генри Блор, вы виновны в смерти Джеймса Стивена Лэндора, наступившей 10 октября 1928 года.
Вера Элизабет Клэйторн, 11 августа 1935 года вы убили Сирилла Огильви Хамилтона.
Филип Ломбард, в феврале 1932 года вы стали виновны в смерти 21 человека из восточно-африканского племени.
Джон Гордон Макартур, 14 января 1917 года вы намеренно послали любовника своей жены Артура Ричмонда на смерть.
Энтони Джеймс Марстон, 14 ноября прошлого года вы совершили убийство Джона и Люси Комбз.
Томас Роджерс и Этел Роджерс, 6 мая 1929 года вы вызвали смерть Дженнифер Брэди.
Лоуренс Джон Уогрейв, 10 июня 1930 года вы убили Эдварда Ситона.
Обвиняемые на скамье подсудимых, есть вам что сказать в свою защиту?
Голос смолк.
На какой-то краткий миг наступила ошеломленная тишина, потом раздался грохот! Роджерс уронил кофейный поднос!
В тот же самый миг откуда-то за пределами комнаты донесся вопль и звук глухого удара.
Ломбард задвигался первым. Он подскочил к двери и распахнул ее. На полу бесформенной грудой лежала миссис Роджерс.
Ломбард крикнул:
— Марстон!
Энтони бросился к нему на помощь. Вдвоем они подняли женщину и отнесли ее в гостиную.
Быстро подошел доктор Армстронг. Он помог им поднять ее на софу и склонился над ней. Он отрывисто произнес:
— Ничего. Она в обмороке, вот и все. Через минуту придет в себя.
Ломбард обратился к Роджерсу:
— Принесите брэнди.
Роджерс с белым лицом и трясущимися руками пробормотал:
— Да, сэр, — и быстро выскользнул из комнаты.
Вера воскликнула:
— Кто это говорил? Где он? Голос был… он был…
Генерал Макартур хлопотал:
— Что здесь происходит? Что это за неуместные шутки?
Его рука тряслась. Его плечи ссутулились. Неожиданно он стал выглядеть на 10 лет старше.
Блор протирал взмокшее лицо носовым платком.
Только господин судья Уогрейв и мисс Брент казались сравнительно спокойными. Эмили Брент сидела, выпрямив спину, высоко подняв голову. На ее щеках горели пятнышки румянца. Судья сидел в своей обычной позе, опустив голову в плечи. Одной рукой он мягко почесывал ухо. Только глаза его были активны. Они носились по комнате — озадаченные, настороженные, умные.